— Похоже, придется подучиться местному наречию. Вот только слаб я после перехода и сил может не хватить.
Формула обучения незнакомому языку всплыла сама собой; оказалось, не зря ее заставляли повторять до автоматизма еще на школьной ступени. Напевно произнесенное предложение на языке Ушедших, общепринятом в Китоне языке магии, заставило старуху сначала вздрогнуть, а потом схватиться за голову.
Буквально через мгновение Киилиан уже пробовал произнести первые слова. Местное наречие, казалось ему, неприятным и каким-то ломанным.
— Я, Килиан, магистр огненной стихии первого круга. Теперь, ты меня понимаешь, женщина?!
Вздрогнувшая было от удивления, бабушка быстро справилась с собой и пробурчала:
— Ну, вот и заговорил ясный сокол, а то вздумал пугать меня Ты смотри больше не балуй! Как там говоришь зовут то тебя? Кирьян, что ли?
Бабка подошла поближе и стала рассматривать одежду молодого мага. Она ее, почему-то сильно развеселила.
— И из каковских ты, касатик, будешь? — ухмыльнувшись, спросила женщина. — Судя по одежке, бежишь, откуда-то?
Килиана странное незнание старухи смутило. Вбитое в него с детского возраста почтение к магическому искусству и его адептам, казалось, было совершенно не известно этой странной женщине. «В любом мире маг должен пользоваться всеобщим уважением, — подумал магистр. — Может она не очень хорошо слышит?».
— Магистр, я! Специальность — огненная стихия первого круга.
Взгляд бабушки стал более осмысленным.
— Магистр?! Стихия первого круга?! Учитель что ли?! Значит, о природе детишкам в первом классе рассказываешь Хорошее это дело детишек учить, сынок! Как же это ты к нам попал? Вон оборванный весь, грязный да худющий какой!
Маг понял, что его приняли за учителя начальной школы. «Учитель, начальная школа, — размышлял он, слушая бабушку. — Выходит, здесь очень многое, как у нас. Тогда подождем и не будем спешить. Кто знает, как здесь относятся к магам?!».
— Да, бабушка, ты права, — медленно, словно ему было тяжело вспоминать, произнес Килиан. — Я учитель, и могу сказать, что хороший учитель! Но на моей родине идет война, и мне пришлось бежать оттуда (он был уверен, что в этом мире тоже где-то могли воевать и при некотором везении ему удастся сойти за беженца из тех мест).
— Ой, сынок! — беря его за руку, всплакнула старуха. — Да знаю я, знаю! Ироды эти и к нам приезжали… Митрича с сыном забрали, да коровку ихнюю постреляли. Меня вот не тронули. Да, что с меня то взять! Одна я век векую. Из живности у меня, вон только Буян да Мурка…
— У-у-у проклятущие! — пригрозила старуха сухоньким кулачком в сторону околицы. — Ироды, чтоб вам на свете тяжко стало!
В дом Килиан шел медленно, придерживая за руку расчувствовавшуюся бабульку. Она ему что-то рассказывала о своей жизни, но он толком и не слушал. Просто молодой маг был поражен, как какой нежностью и теплом эта женщина к нему обращается. «Она видит во мне не попрошайку, бегущего от военной разрухи и смерти, а своего, родного человека, которому надо помочь несмотря ни на что, — размышлял он. — И дело здесь, похоже, совершенно не в страхе перед магической карой. Кажется мне посчастливилось в этом богом забытом месте встретить настоящую, искреннюю доброту!».
— Ой, чего же это я стою то, как на свадьбе?! — очнулась бабка от переживаний. — Ты поди как и голодный?! Вон, щек то совсем нет! Иди-ка, помойся. Воды вон у печки возьми; седня только грела. Я пока на стол соберу кой чего.
Килиан мылся долго, фыркая от наслаждения, смывая с себя многодневный пот и грязь. После он оделся в приготовленное старухой стиранное-перестиранное, но новое трепье и превратился в простолюдина. По крайней мере, когда маг нагнулся над кадкой с водой, оттуда на него посмотрел не некогда многообещающий китонский магистр, а какой-то селянин, будто только что пришедший с огорода.
— Вот и славно! — все таки нашел в себе силы чтобы улыбнуться Килиан. — Здесь мне нельзя выделяться!
За едой бабушка не могла нарадоваться на своего Кирьяна, как она его стала теперь называть.
— Кушай, кушай, Кирюша, — ласково говорила она, подвигая к нему то одно, то другое. — Исхудал весь. Ничего, поживешь у меня. Вон по хозяйству поможешь, а если что случиться, то в погребе спрячешься!
Килиан ел медленно, с настороженностью поглядывая на незнакомые блюда. Особенно ему понравился странный сероватый плод, похожий на яблоко. На изломе он рассыпался желтоватой и сытной мякотью. Бабка называла его чудным словом «бульба».
Неожиданно его обед прервали. С улицы послышалось какое-то непонятное тарахтение и еле слышные человеческие голоса. Старушка подскочила, как ошпаренная и с отчаянием заголосила:
— Кирюша, сынок, давай ховайся в погреб! Снова эти ироды приехали…
Однако он не успел даже привстать, как входная дверь распахнулась от мощного пинка. В комнату буквально влетели два дюжих человека в странной мышиного цвета одежде и настороженно уставились на Килиана.
— Кто это есть, бабка? — грозно пролаял первый, тыкая в мага непонятной палкой. — Это есть партизан?! Бистро!
Старуха затараторила, одновременно стараясь закрыть Килиана собой:
— Да який же это партизан? Племяш это мой. Из города прибыв недавно. Говорит голодно там, вот и двинул сюды…
Второй солдат выдернул Килина из-за стола и заорал ему прямо в лицо:
— Papiren, schnell! Где твои бумаги? Отвечай, ты партизан?
Бабка вновь попыталась влезть между ними, но после резкого удара отлетела в самый угол дома, где и затихла. Килиан остолбенел. «Этот мир ничем не отличается от моего, — тяжело ворочалась страшная мыслишка. — Зло везде! Оно словно многорукое чудовище проникает повсюду.».
— Halt! — заорал второй солдат, пытаясь остановить дернувшегося Килиана. — Halt!
Последним, что запомнил молодой маг, был резкий хлопок, мгновенно сменившийся мучительной болью
Глава 8
Вырванная страничка из армейского дневника рядового Ганса Мольтке: 22 июля случайно свернули с дороги и выехали к каким-то покосившимся домишкам. Нам несказанно повезло! Тут жили такие куркули. О! Мы доверху загрузили наш броневик превосходным шпиком, яйцами и молоком, а старика с сыном, пожалевшим доблестной германской армии чуточку продуктов, забрали с собой. Ха-ха-ха!
23 июля опять наведались в то село. Этим русским свиньям снова не хватило ума спрятаться! Курт и в этот раз повеселился на славу. Я поражаюсь, как он ловко управляется со своим карабином. Так мастерски стрелять во всем полку, пожалуй, никто не сможет! «Иван» только дернулся, а в груди уже дырка. Наш унтер говорит, у Курта талант!
Злоба душила Килиана, быстро шагавшего по лесной дороге. «Как же это так? За что? — раз за разом спрашивал он себя. — За что нужно было ее убивать? Она, что кому-то угрожала? Эта сухонькая бабушка, которую вполне мог унести сильный порыв ветра, кого-то могла испугать?».
Не в силах больше терпеть, он закричал:
— Я, Килиан, магистр огненной стихии первого круга, клянусь, что они будут умирать так, как никто еще не умирал в этом мире! Они будут выть, умоляя, чтобы я позволил им умереть.
Первый шаг к исполнению своей клятвы он смог сделать уже через несколько минут, когда вышел к огромному полю.
— О Светозарный Митра, что за сражение здесь было? — не в силах сдержать чувств, воскликнул маг. — Уж не боги ли сошли здесь с небе, чтобы выявить самого сильно из них?
Не раз сталкивавшийся с тем, что оставляла после себя война в Китоне, Килиан был поражен до глубины души увиденным. Поле было перепахано многочисленными воронками, словно непрерывно, изо дня в день, сотни катапульт посылали в него гигантские шары. Только как ни крутил по сторонам головой, самих каменных снарядов он так и не обнаружил.
Чуть в стороне прокопченными громадинами, дерзко тянувшими свои хоботы в сторону, возвышались груды металла, о назначении которых маг мог только догадываться. Он настороженно бродил вокруг них, время от времени прикладывая к потемневшему железу руку. Казалось, тепло до сих пор теплилось в них, и непонятные монстры ждали лишь приказа.