Спустя минуту он всё же нашёл нужную книгу и за пару минут её полностью изучил. В это время за дверью он слышал, как о чём-то беседуют его напарник и Сэра, но совершенно не вслушивался в их диалог, продолжая изучать материал.
Близился первый час ночи. Кристофер и Сэра уже разошлись по комнатам и спали. Фай тем временем остановился на последней книге, в которой описывалось порабощение духов. Его это очень сильно заинтересовало.
— «Порабощение духов. Звучит полезно. То есть я всё это время путешествовал с неудобным в обращении мертвецом, которого постоянно приходилось куда-то прятать и скрывать от людских глаз, а служил он мне в качестве мишени и носильщика. Другое дело дух. Материализовал когда хочешь или заставил исчезнуть, и вдобавок он становится сильнее, сливаясь с душами убитых им существ. Тут ещё сказано, что можно поместить его в мёртвое тело или неодушевлённый объект. Для подчинения духа нужно призвать его и заключить контракт. Можно проводить принудительный или добровольный призыв. Предпочтение стоит отдавать добровольному призыву, хоть он и займёт больше времени, но зато призванный не сможет расторгнуть контракт. После того, как дух откликнется на призыв, контракт подчинения будет заключен, а все его воспоминания будут стёрты вплоть до расторжения контракта, за исключением навыков, эмоций и общих знаний о мире. Для самого ритуала требуется лишь находиться в покое и постепенно жертвовать свою кровь, которая под воздействием читаемого заклинания будет рисовать расширяющийся знак. Этот знак является своего рода маяком для духов, и чем он шире, тем большее пространство он охватывает».
Дочитав до конца эту книгу, он сразу же приступил к призыву духа. На его попытки призыва ушло целых семь часов. И вот пред ним неожиданно предстал прозрачный зеленоватый силуэт. Это был не кто иной, как его учитель. При жизни ему насчитывалось сорок восемь лет, но выглядел он гораздо моложе, и в отличие от своего ученика он располагал всех к себе доброжелательным лицом с чистыми голубыми глазами. Волосы у него были белого цвета и длинной до лопаток. Носил он такого же пошива робу, что и Фай, однако её длина была до ступней. А излюбленным его оружием значилась коса, которая являлась продолжением его души. Образ при жизни полностью перенёсся на вид его духа.
— Конечно. Из всех кто мог откликнуться, пришёл именно ты. Но тебе ведь никакой пользы от этого нет. Тогда зачем… — задумался вслух Фай.
— Я осознаю, что являюсь призраком, и что теперь я в твоей власти. Ты говоришь так, как будто знал меня раньше. Скажи мне, кем я был?
— …Тебя зовут Освальд. Ты был моим опекуном и учителем двенадцать лет, до того момента, пока я тебя не убил.
— Был убит своим учеником. Интересно, — прокомментировал Освальд и немного улыбнулся.
— Ты растил меня для того, чтобы прикончить. Но убит был не я, — иронично подметил Фай.
— Очень странно, но даже после твоих слов, я не ощущаю к тебе ненависти и что мог бы причинить тебе вред.
— Возможно, это контракт отводит от тебя такие мысли. Исчезни, — добавил Фай, услышав, что все остальные уже проснулись.
Дух исчез. Послышался стук в дверь, за которым последовал бодрый голос Кристофера:
— Эй, напарник, ты спать-то хоть ложился? Слушай, я хочу обсудить одну вещь. Можешь…
Фай сразу понял, что тот хочет и, не дожидаясь пока он договорит, отварил дверь. За ней стоял, на вид поправившийся Кристофер, а рядом с ним, скрестив руки, стояла Сэра, которая уже успела прихорошиться и собрать волосы в хвост, оставив при этом пару прядей, свисающих возле щёк.
— Ну и синяки у тебя под глазами. Ты точно только один день не спал? — произнёс Крис, увидев крайне уставшее лицо некроманта.
— Переходи сразу к делу, — не желая продолжать бессмысленную светскую болтовню, прервал его Фай.
— Я позволю загладить тебе свою вину передо мной. Отведи меня обратно в родовое поместье к моей семье и, может быть, тебе не отрубят голову, — высокомерным тоном, каким обычно говорят со слугами или рабами, выразилась Сэра.
Повисло недолгое молчание. Кристофер явно не ожидал таких слов от неё, а на лице некроманта на долю секунды по какой-то причине появилась еле заметная злорадная ухмылка и он, не торопясь, чтобы каждое его слово было понято правильно, произнёс: