Мысли о хранителях вытеснил мелкий призрак, возникший сзади. Она коснулась меня своей рукой. И если человек не ощутит этого, то меня, словно окунули в ледяную воду. Засуетилась, стараясь отодвинуться от ребенка.
– Вижу я тебя. Руки убери. – От меня прозвучало истеричное возмущение, вызвавшее смешок у принца. Некромант, который отпрыгивает от призрака, действительно, выглядел со стороны жалко. Стараюсь, не думать, что это всё таки я. Девчонка, точно принцесса. Несмотря на то, что я выполняю её просьбу, она продолжала сверлить меня презренным взглядом, заставившим меня засомневаться в том, что я делаю.
– Мы успеем? – Спросила девчонка после нескольких минут затянувшегося молчания. Не понимала её. Никогда не понимала мертвых. Ты уже мертв, к чему тебе свадьба брата? Всё уже. Это мир живых, ты в другом месте. Продолжения истории у тебя вряд ли уже будет, но к чему лезть к живым? Какое можно получить удовольствие, увидев, как и без тебя, твои родственники счастливы? Покой? Вздор и ложь. Эта девочка будет смотреть на брата, думать, что рада за него, пока не заметит какую-то деталь, важную только для неё. Это будет незначительное. Например, подача блюд, вручение подарков, танец, семейный разговор, что угодно. Что-то из этого нарисует максимально яркую черту между ней и ними. Желание переступить грань, приведет к осознанию нереальность этого, а следственно и невозможности вновь побыть с близкими людьми, ощутить их внимание. У неё ничего этого уже не будет. И под конец пиршества она будет не счастливо наблюдать за братом, а думать о том, почему жизнь обошлась с ней так несправедливо. Она слишком мала и не научилась смирению. Не знаю, что движет призраками, если это только не глупость и ложные надежды, за которые они цепляются, потому что боятся резко расстаться со своим прошлым.
– Скорее всего, успеем. – Ответила и обернулась, вновь смотря вперед. Призрак исчез, я ощутила облегчение всего на пару секунд, потому что после вспомнила старика. В этой истории было что-то неправильное, что полностью рушило общий уклад, но что именно я не могла выудить. Слабые маги не владеют некромантией. Дед не мог быть сильным магом. Его бы сразу убила королевская семья, которая презирала всякое порождение магии. Мне кажется, эта человеческая зависть и страх оказаться на уровень ниже. Люди любят ощущать себя верхушкой мироздания, а маги могли кардинально сменить это положение. Но магическому миру не хватает сплоченности, чтобы позариться на столь великие цели. Мы любим свои уютные темные дома, возможно, потому что не знаем, каково под светом богатства и наигранной изысканности, каково иметь власть и быть не просто некромантом, гадалкой, русалкой, а быть важным членом общества, вокруг которого строят идеалы. Мы этого боимся. Этот страх нам внушили люди у власти. Всего лишь простые манипуляции, которым мы поддаемся не, потому что глупые, а потому что равнодушны к тому, чего никогда не имели. Люди этого не понимают, поэтому строят белоснежные стены и не подпускают в свой рай таких, как мы. Эта система работаем веками, ни один маг был погублен в лучезарном дворце: повешены, утоплены, сожжены, всё то, что убило бы и простого человека. Старик не мог быть сильным некромантом. Что-то там совершенное иное, что было погублено личными королевскими инквизиторами. И ребенок послание, грустная открытка магическому миру, мол, посмотрите, что они делают. Возможно, поэтому жаб терпит меня и идёт рядом, едва не валясь с ног. Если и так, то его ждёт разочарование. Я иду не для того, чтобы отомстить за магический род или дать отпор. Я иду в этот дворец, чтобы удовлетворить своё любопытство. Больше меня ничего не интересует.
Вскоре на нашем пути возник лес, коих на этих землях немерено. Как и любой другой лес этот являлся поселением разношерстного магического общества. Обитали здесь существа, приближенные к природе, ставшие с ней едва ли не единым целым. Они отреклись от городов и степей в пользу мощной фауне, являющиеся для них сильным неиссякаемым источником. Они были бессмертны. В тоже время привязаны к своим землям. Путешествия не для этих существ. Я всегда считала их несчастными. Это ведь так грустно день за днем находиться в одном месте и лишь догадываться, что может быть где-то там за горизонтом. Потом я вспоминала, что свободна и живу в самой обыкновенной деревне, редко куда-то рыпаясь из неё. Эти же существа ещё и бессмертны. Кажется, самая несчастная здесь я. Смеюсь. Принц, который, к счастью, не умел угадывать чужие мысли, принял мой смешок на свой счёт. Да, конечно, мне же так весело наблюдать, какой он уставший и жалкий. Хотя, эта фразу лучше лишить сарказма, ведь мне, правда, нравится. Я ещё зла, я очень зла. Какое-то, ещё неопределенное мною, чувство до сих пор побуждало меня развернуть рогатую лошадь, вернуться к пруду, иссушить его (неважно, что я этого не умею), достать проклятую русалку и вернуть её на дерево. Нельзя было допускать её возвращение в воду, ведь вновь будут гибнуть молодые девушки. Я особой любви к ним не питаю, но вы когда-нибудь видели призрака-утопленницу? И я нет, потому что они навечно остаются на дне. Так говорили. Я же не уверена, что от них остается хотя бы что-то, что после может стать призраком. Если бы у русалок были ноги, они могли бы стать серьезной проблемой. Я находила, что выслушать томные возмущения от самой себя куда более занятно, чем попытаться перекинуться парой слов с Севастьяном. Он на меня не смотрел. И если в самом начале он проявлял ко мне интерес, как к истинной даме, то сейчас я ощущала презрение и недовольство, которое, возможно, некого выльется в ненависть. Я была озадачена тем, что меня будет ненавидеть жаба. Потом я озадачилась тем, что озадачена тем, что меня будет ненавидеть жаба, а после не выдержала, спрыгнула с рогатого, схватила козла в охапку и ушла вперед.