Я припомнил вздорного, невоздержанного на язык «светлого», который с некоторых пор считался моим наставником, и с сомнением посмотрел на учителя.
– А ты уверен? Я както не заметил в нем никаких отклонений. И готов кому угодно подтвердить, что Лиурой – кто угодно, но только не ментальный маг.
– Я тоже так себе сказал, когда услышал этот разговор, – фыркнул таракан. – Потому что видел Лиуроя вблизи и до недавнего времени был готов поклясться, что по той ауре, которую он позволяет видеть окружающим, этого действительно не скажешь. Но слепки врать не будут: он просто ОБЯЗАН иметь такой дар. Точно так же, как и ты.
Я снова задумался, но четкой связи с нынешними событиями не увидел и решил не спорить.
– Хорошо. Может, в чемто ты и прав. И что с того?
– А то, что Умдобр СИЛЬНО удивился, когда узнал, что у личного мага его сиятельства графа Экхимоса есть такие редкие способности! Да так искренне, что даже я уверен, что он не играл.
Вот тогда я озадачился по полной программе.
– Погоди… но ведь, когда у мага открывается дар, все его стороны так или иначе становятся хорошо видными. Слабые или сильные, скрытые или явные… тот, кто впервые его откроет, на какоето время получит полную информацию о способностях адепта, потому что спрятать ее от опытного мастера или мэтра у необученного сопляка не получится.
– Конечно, – согласился Нич. – Эти записи тут же заносятся в Реестр магов и остаются там навсегда. Так что учителя, встречая нового адепта, СРАЗУ получают всю необходимую информацию. Если не все, то как минимум ректор. И дальше эта информация идет с магом по жизни, и от нее так просто не избавишься. Но видишь ли, в чем дело… я абсолютно уверен в том, что Фалькус прежде даже понятия не имел, что известный тебе «светлый» обладает ментальной магией. И в Реестре магов этой информации тоже не было. Никогда. И когда ректор это понял, посмотрев на ваши слепки и сверив записи в документах Лиуроя, то это несовпадение заставило его… обеспокоиться. Причем, если бы ты видел их так же близко, как я, то сделал бы точно такой же вывод, как и он: Лиурой действительно – ментальный маг, но при этом он какимто образом утаил ото всех свои способности. Еще тогда, когда толькотолько поступал в Академию.
Я тут же помрачнел.
– Но тогда это значит, что информация в Реестре недостоверная. И чтото ктото из преподавателей или же достаточно высокопоставленных магов… а регистрируют нового адепта всегда двое… зачемто солгали под присягой. И, вполне возможно, что не единожды.
– Заговор? – предположил Нич, хищно щелкнув жвалами. – Подстава? Какаято игра? Разногласия в Совете? Может, кто подбирал себе сторонник из числа молодых и одаренных дураков, которым требовалась поддержка сверху?
– Не знаю, – честно признался я. – Гадать тут можно до бесконечности. Но я не понимаю, как Лиурой мог это скрыть, если перед поступлением в Академию с каждого адепта снимается слепок ауры?!
– У меня есть только одно объяснение: ему ктото помог.
– Да, но зачем?!
– Понятия не имею. И мы, скорее всего, еще долго этого не узнаем, потому что в Реестр просто так залезть нам с тобой не дадут и на имена подписавшихся под записями на Лиуроя посмотреть на позволят. Но меня пока больше интересует другое: откуда у ректора была наготове картинка со слепком его ауры? Просто так он же не хранил ее у себя под носом, время от времени с трепетом вспоминая нашего с тобой «светлого» друга, который, возможно, учился тут еще до того, как Фалькус занял пост ректора? Выходит, они когдато сталкивались, и он уже тогда ктото заподозрил? Возможно, составил разговор на эту тему с Воргом… он же специалист по аурам… и попросил выяснить, бывает ли такое в принципе. Потом ему вдруг попался на глаза ты со своим вызывающим поведением и прямотаки бешеным стремлением проникнуть в его в кабинет. Он увидел твою ауру, понял, что она ему почемуто знакома, затем поднял документы и начал копать…
Я поморщился.
– Слишком скользко, Нич. Одни догадки и ни одного факта.
– Согласен, это – лишь предположение. Но совпадений, на мой взгляд, многовато. Да и тот факт, что ктото незаметно вырастил полноценного ментального мага прямо под носом у ректора и, вероятно, Совета, о чемто да говорит?
– Если ты прав в отношении Лиуроя, то это говорит о многом…
– Я уверен, что прав, – буркнул Нич, насупливаясь. – Поэтому задержался в кабинете допоздна, сверяя ваши слепки, и не успел закончить со следилками. Когда ректор начал собираться, а я сообразил, что не сделал все, что хотел, то сперва решил – обожду до утра. Ничего страшного. Закончу с ними, потом посплю. Все равно ктонибудь должен был зайти и выпустить меня оттуда. Вот только утром ректор вернулся не один, а с Рухом. Причем поздно. Всегото с час назад, так что я не по своей воле так долго не мог тебя предупредить.
– О чем именно? – насторожился я.
– Рух обнаружил, что ктото из адептов сумел проникнуть в подземелья учебного корпуса, – напряженно сообщил таракан. – Причем не один раз.
– Слепки аур считал? – тут же напрягся я.
– Нет. Их ктото грамотно подчистил… причем речь шла не о тебе, Гираш.
– Почему ты так решил?
– Телепортационные арки в Академии устроены таким образом, что считывают ауру не в момент прохождения мага через портал, а немного позже, когда он уже сходит в пункте назначения и даже знать не знает, что его перемещения отслеживаются. Но при этом следилки расположены так, что доступ к ним есть у почти любого желающего. Адептам это ни к чему – они смотрят только на те руны, которые находятся внизу и нужны для перемещения. А то, что нарисовано выше, их не волнует.
– Да, – хмыкнул я. – В свое время мы так сбегали с уроков, предварительно подчищая информацию о том, куда именно направились.
– По сведениям Руха, на этот раз следилки были не просто очищены, – покачал головой Нич. – Их ктото повредил так, что при перемещении кого бы то ни было в то подземелье, информация с них стиралась практически сразу, как только была записана. Причем сделано это было давно и явно не тобой.
Я кивнул.
– Да. Я использовал заклинания только тогда, когда проходил через арку.
– Вот именно. А стерты оказались абсолютно все записи за последние несколько лет. Причем Рух утверждает, что воздействие было тонким и очень точным, поэтому в системе защиты не произошло никаких сбоев, и он был точно уверен, что подземелья точно закрыты от посторонних.
– Ого, – удивился я. – Получается, «светлые», утащившие туда Молчуна, были кемто предварительно об этом проинформированы?
– Выходит, что так. И они прекрасно знали, что на самом деле подземелья открыты, как и то, что проникнуть туда можно совершенно незаметно для окружающих.
– Жаль, я это не знал – не стал бы тратиться на заклинания…
– Гираш, это не шутки, – повысил голос таракан. – Ты понимаешь, что те «светлые» действовали не сами по себе?!
Я кивнул.
– Конечно. Но мы не знаем, кто это был и зачем им понадобился Молчун.
– Может, Томас знает?
– Они были в масках, – напомнил я. – И предприняли меры, чтобы даже призраки не смогли считать их ауры.
– То есть, о привидениях они тоже знали, – заключил Нич, нервно дернув усами. – И, вполне возможно, в подвалах не просто так нашлись места, куда твоей Зубищи… которая, кстати, очень уж вовремя очнулась от спячки… нет ходу. Соображаешь?
– Хочешь сказать, что она не сама проснулась, а ее разбудили? – нахмурился я. – И что весь этот взрыв в лабораториях был создан лишь для того, чтобы ктото мог использовать их по своему усмотрению? Незаметно для преподавателей?
– Может, и нет, – задумчиво откликнулся Нич. – Но это стало хорошим поводом закрыть подземелье и старые лаборатории, в которых, возможно, далеко не отовсюду вынесли спецоборудование.
Я вздрогнул.
– Чтото мне не нравятся твои намеки, друг мой…
– Мне тоже. А уж ректору они не понравились тем более. Поэтому он сказал Руху, что сегодня же вечером спустится в подземелья и проверит, что и почему дает там такие сбои.