— Да прям! — пренебрежительно фыркнул я, не сдержавшись. — Можно подумать, мастера не умеют убивать! Или не проводят экспериментов с живыми!
— Умеем, конечно, — кротко согласился Нич. — И проводим, потому что это нужно людям. Но одно дело — убить врага, точно зная, что это необходимо, а другое — разрушить чью-то личность, пытаясь выяснить, насколько крепка связь между компонентами, ее составляющими. Одно дело — провести опыт на крысе, а совсем другое — использовать для полной достоверности какого-нибудь смертного. Но вы никогда не делали различий между теми, кого собираетесь препарировать.
— В мои лаборатории не попадали невинные, — равнодушно откликнулся я. — Все «добровольцы» были осуждены и приговорены к смертной казни. Я всего лишь избавил их от мучений. К тому же, многие наши заклинания немыслимы без жертвенной крови, а люди подходят для этих целей гораздо лучше крыс. Только и всего.
Учитель отвернулся.
— Я знаю. Просто говорю, что мы слишком разные и по-разному относимся к тем или иным вещам. Но поэтому же мы плохо понимаем друг друга. Как может понять голодного коршуна петляющий по лесу заяц? Как объяснить дереву, что лань объедает его листья не от желания отомстить за поцарапанную ветками шкуру, а лишь потому, что это — в ее природе? Как убедить попавшую в паутину муху, что паук сплел свою сеть на специально на ее пути?
Я улыбнулся.
— Вы стали разбираться в наших мотивах, учитель. И вы, пожалуй, один из немногих, кто осознал, что та война была нам не нужна. Мы ведь ничего от нее не выиграли, а мэтры при всех своих странностях весьма практичны и очень трепетно относятся к своим исследованиям. Колбы, пробирки, склянки, реторты, секционные столы… для нас именно ЭТО — настоящая жизнь. Интересная и волнующая. Дайте нам существовать спокойно, обеспечьте материалом, позвольте иметь оснащенные всем необходимым лаборатории, и мы будем тихи и кротки, как овечки… до тех пор, пока нам не сорвут очередной эксперимент, конечно. Да, мы тщеславны и самолюбивы, но это тщеславие не простирается на даруемые королем титулы, к которым так привязаны аристократы. Для чего нам соревноваться со смертными в количестве навешанных на грудь побрякушек? Прилюдно посадить в лужу давнего противника — вот это достойно внимания. Доказать ему, что он не прав — что может быть увлекательнее? Сделать так, чтобы о результатах твоего многолетнего труда говорили все вокруг — вот что нас манит… а опускаться до уровня неразумных баранов — удел неудачников, учитель. По-моему, это так очевидно… Надеюсь, когда-нибудь и Совет догадается, что не там ищет себе врагов.
Нич тяжело вздохнул.
— Думаешь, у них получится?
— Ну, ты ведь смог?
— Я пришел к пониманию лишь на заре своей жизни. Стоя на пороге смерти, на многие вещи начинаешь смотреть иначе… однако большинству моих коллег на данном этапе развития это не под силу.
— А, брось, — пренебрежительно отмахнулся я. — Ты просто сумел переступить через свои предубеждения и замшелые традиции. Небольшая жертва, если сравнить с тем, сколько неприятностей могло случиться, если бы этого не произошло.
— Ты даже не представляешь, насколько прав, Гираш, — беззвучно шепнул мастер Твишоп. А потом встряхнулся и твердым голосом заключил: — Собственно, только узнав тебя получше, я и решил, что полного взаимопонимания у наших Гильдий достигнуть не получится.
— Да кому оно нужно, это взаимопонимание?! — совершенно искренне изумился я. — Нам хватит простого нейтралитета! Вечный мир и всеобщее благолепие — это, знаешь ли, не для нас. Потому что вникать в трудности «светлых» или предлагать помощь в их решении никто не собирается. Вы — сами по себе, мы — тоже… а большего нам никогда и не требовалось!
У Нича дрогнули усы и едва заметно шевельнулись кончики спрятанных по хитином крыльев. А когда снаружи послышались чьи-то шаги, он неохотно отвернулся и спрыгнул на пол.
— Потом поговорим, Гираш. Не хочу, чтобы меня увидели раньше времени.
— В канализационные трубы никто не заглядывает, — тут же отреагировал я, стряхивая нагнанную учителем вялость. — Не самое популярное, надо сказать, в Академии место. Но для тебя сойдет.
Таракан замер на середине шага.
— Что? — непонимающе переспросил я, когда он медленно повернулся и прожег меня яростным взглядом. — Зато там тебя точно не увидят.
— Знаешь, нерадивых студентов раньше розгами секли, чтобы не забывали вовремя являться на занятия, — свистящим шепотом заявил Нич, угрожающе щелкнув жвалами. И в этот же самый момент снаружи мерзко и пронзительно задребезжал знакомый колокольчик. — Даже жаль, что эту традицию сейчас отменили.