— Некромант… — начала было я, но Эрик перебил.
— …не может иметь семьи, — Крейн провел рукой по доскам продолжил, — Воин, выбирающий между защитой общины или своего ребенка — плохой воин, — подняв с пола осколок, произнес Эрик, — это сказал мне Старейший в первую же нашу встречу. Поэтому я не задавал ему вопросов о тебе. Никому из них. Поэтому ни слова не сказал при Лео. Но ты же понимаешь, что настанет день, когда они все узнают? — Крейн натирал осколок пальцами, полируя зеркальную поверхность, а я как загипнотизированная, не могла отвести взгляд.
День, которого я боялась и оттягивала, как могла. Что сделает община, когда поймет, что у меня есть сын? Безмолвную это не смутило и я прошла инициацию, хотя и рисковала жизнью. Им же просто и в голову не пришло, что Рабос, прошедший войну, мог иметь детей.
— Макс нулевой, Эрик. Рабос без энергетического резерва. Дом убьет его. Как еще я могла защитить своего сына? — проговорила я, отчеканивая каждое слово.
— Например, воспитывать его, как любая нормальная мать, Вел. Воином его и без нас сделают окружающие. Ты — Воин, Вел. С очень слабым энергетическим резервом — но выросла в Доме и стала настоящим бойцом. Ты, да не сожрет твою душу Безмолвная, была на Бесконечной войне. Смотрела в глаза Чудовищу и выбралась живой! Почему тогда именно ты так не веришь в него? — Крейн повернулся и вопросительно посмотрел на меня.
— Я верю в него больше, чем ты думаешь, Эрик! Поэтому знаю, что то, что убивает остальных — станет его спасением. И если для защиты было необходимо отказаться от него — то именно это и должна сделать мать, Крейн. Он мой сын! — голос сорвался на крик.
Крейн снова вздохнул. Не знаю, что он так старательно пытался высмотреть в моих глазах, но судя по тому, как разочарованно отвел взгляд — не нашел. А я снова почувствовала, как накатило облегчение. Всегда тяжело, когда он словно пронзает глазами, заглядывая в самую душу.
— Как и мой, Вел.
Нервно дернувшись, я отвернулась к окну. Все время в подземельях гнала от себя мысли о том, что на другой стороне оставила не только сына. Я сосредоточилась на Максе и старалась не думать больше ни о ком. Долгое время Крейн был моим хорошим другом. Мы сами все испортили.
— Тогда кому, как не тебе, понять меня, Эрик? Ты бы не сделал для него того же? Ты, — ткнула пальцем в мужа, — отказавшийся ото всего ради него, от семьи, от денег и наследства, — прошипела я, — еще тогда, когда Макс даже не родился.
— Он — моя семья, — Эрик поднялся, — вы оба были семьей. И плевал я на его энергетический резерв, на твое происхождение и на то, что так не правильно. Я готов был отдать жизнь за вас обоих, Вел. А теперь что? Если раньше моему сыну грозила опасность из-за того, что он — Рабос, то теперь его пропавшая на пять лет мать — некромант, — голос мужчины перешел на рык, а я втянула голову в плечи — ты понимаешь, что именно сделала? Теперь для Макса угроза как твои друзья — некроманты, так и все твои враги!
— Не вали все на меня, Эрик! У тебя то, детектива Башни Смотрящих, наследника, отрекшегося от рода, обладателя самых высоких запасов энергии с неконтролируемыми выбросами, врагов, конечно, нет, — практически выплюнула я.
— Зато моя собственная мать не может меня сожрать, Вел.
Лучше бы ты влепил мне пощёчину, Крейн. Да, некромант должен питаться. Теперь я не просто источник угроз для сына. Я сама представляю опасность для него. Но не на столько.
— Я не могу поверить в то, что ты делала это для защиты сына, Вел.
Брови поползли на лоб. То есть настолько отвратительной матерью меня считает человек, с которым мы вместе прошли самые главные ужасы жизни? Осирис, знавший меня с детства, видевший в походах и заставший безумие. Оскорбить сильнее Крейн просто уже не мог.
— Зря.
Эрик схватил меня за руку и потянул на себя, поднимая на ноги. Я зашипела, а мужчина схватил за плечи и, сжимая их до боли, тряхнул.
— Сейчас, глядя мне в глаза, скажи, что ты не пыталась поднять. И я поверю тебе, Вел. Каждому сказанному тобой слову. Я сделаю все, чтобы помочь тебе выбраться из этого дерьма. Ну?
Надежда, которую я никогда не смогу оправдать. Горечь моей лжи, готовой вырваться наружу. Но я не поступлю так. Больше никогда.
Рука с висящими на ней грязными кусками гниющей плоти, тянущаяся ко мне. Запах, от которого желудок стол в горле. Белые обглоданные кости. И жуткий вой в моих ушах. «Вввааааааа…». Воспоминания, которые навсегда поселились в моем мозгу. То, от чего хочется вскрыть череп и вытащить пальцами, лишь бы не видеть снова и снова. Ни одна печать не смогла удержать. Старейшина блокировал, но оно снова возвращалось. Мертвые братья вокруг. «Я отпускаю тебя».