Волосы у меня все еще были мокрыми после душа.
Я сидел у самого окна, высокого, очень тщательно отмытого, выходящего на безлюдную узкую улочку, и беспардонно жрал карри, запивая чаем. Вообще-то сразу после тренировки есть не положено, но я не знал, когда у меня в следующий раз будет время этим заняться.
Я ел и краем уха слушал, о чем разговаривают нормальные люди. Подслушивать чужие разговоры, конечно, невежливо, но что поделать, если кто-то говорит слишком громко? К тому же — каюсь — мне действительно нравится время от времени получать доказательства того, что большая часть мира все еще живет так, словно смерти не существует вовсе. Нормальные люди умеют находить для себя нормальные проблемы.
Любовь.
Деньги.
Социальный статус.
У женщины, потягивающей латте из высокого стакана, были красивые ноги, длинные каштановые волосы и лицо тициановской Марии Магдалины.
— Я не понимаю, хоть убей, почему ты не можешь забыть этого совершенно никчемного парня, — говорила ее подруга с волосами цвета клюквенного джема, сидевшая спиной ко мне. — Тебе всего тридцать пять, ты красивая умная женщина, отлично зарабатываешь и уже могла бы найти себе кого-нибудь поинтереснее.
— Он был особенный. — Магдалина мечтательно улыбнулась. Такая улыбка кажется уместной на губах кого-нибудь не старше восемнадцати, но в ее исполнении она выглядела странно.
— Чем? Тем, что не боялся тратить твою зарплату на свои увлечения? — хмыкнула красноволосая, принимаясь ожесточенно листать меню.
— Тебе не понять. — Магдалина отодвинула свой стакан. — Когда появляется кто-то… мужчина, способный сказать тебе «пойдем со мной» так, что ты вскочишь и побежишь за ним, — это большое счастье. И это никогда не забывается. Иногда даже через много лет ты думаешь, что это и есть любовь, которую ты прошляпила по собственной глупости.
«Стоп», — сказал себе я. Мне очень, очень не понравилось это «пойдем со мной». Это выглядело так, словно мироздание активно намекало мне на что-то, что я упустил, а я не мог понять, что это. Воображаемая собака внутри меня сделала стойку на это словосочетание.
— К тому же он женат! — отрубила красноволосая.
— Ну Мариш… — улыбнулась Магдалина. — Пора бы уже как-то научиться считаться с объективной реальностью. К этому возрасту все приличные парни оказываются женатыми.
— Ты полагаешь? — Красноволосая обернулась ко мне. — Простите за нескромный вопрос, вы женаты?
Мне, наверное, должно было польстить, что она сочла меня приличным парнем. Но я был не в том настроении.
— Мы с женой расстались пять лет назад, — сухо ответил я. — Но — да, официально я все еще женат.
От необходимости говорить что-либо еще меня спасла эсэмэска. Мельком взглянув на экран, я извинился, оставил деньги на столе и торопливо вышел на улицу. Может быть, даже излишне торопливо. Без особой необходимости я стараюсь не врать. Вовсе не потому, что я такой уж честный парень в белой шляпе. Просто врать вредно. У курящего человека дрянь накапливается в легких, у лгущего — в голове. Не то чтобы от этого можно было умереть, но я знаю нескольких ребят, с которыми мы одно время занимались одним и тем же делом, вляпавшихся в большие неприятности исключительно из-за того, что у них внутри было слишком много дряни.
Но есть вопросы, которые я не готов обсуждать так, чтобы оставаться действительно честным. Иногда у тебя нет ничего, кроме той лжи, которую ты выдумал для себя, чтобы продолжать жить. И даже понимая, что это ложь, ты не в силах от нее отказаться.
Просто потому, что тебе больше не на что опереться.
Удивительно, но Рашид открыл мне практически сразу. Мне даже не пришлось барабанить в дверь. В полутьме коридора за его спиной поблескивали пустые бутылки.
Он стоял в дверях, похожий на больного гнома, и дышал на меня перегаром — худой, очень смуглый человек небольшого роста. В его темных волосах кое-где проглядывала седина, и майка в желтых разводах висела на нем как на вешалке. Странно, но раньше я никогда не думал о Рашиде как о старике, хотя он был старше меня почти вдвое.
Здесь, в большой и очень запущенной квартире, доставшейся ему от родителей, он жил один. Он вообще всегда был один, сколько я его знал.