– Рола, — попыталась улыбнуться старуха. — Ролинна. Помнишь?
Рола… Ролинна Фер Нолла… Лучшая подруга далекого детства. Маленькая нескладная девчушка с вечно падающей на глаза челкой… Монастырская школа… Детские слезы и дождь… Тогда тоже шел дождь… Дождь… Эйрих!
Осси качнула головой:
– Мне все равно… Ты — не она. Она бы никогда этого не сделала.
– Я не могла… — слова звучали все тише, то и дело прерываясь хрипом и неровным дыханием. — Мне приказали… Я не знала, что это ты… Помоги… Помоги мне…
Осси смотрела на высохшее посеревшее лицо, ввалившиеся щеки и глаза, на побелевшие, будто обсыпанные мелом волосы, и пыталась найти в себе силы удержаться. Всколыхнуть, пробудить дремлющие глубоко внутри нее чувства, воспоминания или хотя бы простую человеческую жалость. Она смотрела в широко распахнутые, слезящиеся глаза старухи, но видела только дождь и лесную дорогу.
– Помоги… Вспомни… Мы же подругами… были…
Осси чувствовала запах ее страха даже сквозь гнилостный дух разложения. Если бы только можно было вернуть все назад… На год. На два. В ту далекую осень… Она бы кинулась к ней, обняла, расцеловала бы, а потом зарылась лицом в ее черные как смоль кудри, и рассказала бы, как часто вспоминала, как скучала…
Тогда. Но не теперь…
– Вспомни… Вспомни Лато и Сфинкса… Мы же поклялись тогда… Вспомни…
Лато… Ей было десять или, может, уже одиннадцать — сейчас уже по прошествии стольких лет все перепуталось, и с уверенностью Осси сказать не могла. Хотя скорее, наверное, все-таки одиннадцать, а, значит, Роле — двенадцать… Да, наверное, так и было…
Щенков они нашли вместе и совершенно и, в общем-то, совершенно случайно. Однажды вечером Рола, проходя мимо конюшни, (а ухаживать за лошадьми было обязанностью старших, и Осси им ужасно тогда завидовала) услышала из-под дома тихий и очень жалобный писк. Отставив в сторону ведро с водой, которое она тащила от самого колодца, Рола сунула голову в узкое, расположенное над самой землей подвальное оконце, но рассмотреть в кромешной темноте ничего не смогла и побежала за подругой.
Этим же вечером, вооружившись обломанным на конце кинжалом и старой подковой, и утащив с кухни огарок свечи, девочки пробрались в подвал. Попали они туда все через то же окошко, просто наскоро прочитав подходящую по случаю молитву, и рыбкой нырнув в скулящую пустоту. При этом, Осси, как более смелая и отчаянная, первой туда спрыгнула, а Рола в это время ее страховала, сжимая в кулаке обломок клинка. Но оружие им не понадобилось.
В углу за досками и разбитыми ящиками лежала Банта — старая косматая псина. Бока ее тяжело вздымались, то и дело нервно подрагивая, а печальные глаза слезились. Она умирала.
А рядом, тыкаясь ей в пузо незрячими тупыми мордочками, и отчаянно пища, копошились два маленьких живых комочка. Белый и серый. Сфинкс и Лато.
Увидев девочек Банта тихо заворчала, лизнула своим холодным шершавым языком Осси, будто завещая ей свое потомство, и тихо прикрыла глаза. В последний раз.
Щенков девочки выходили. Чего им это стоило — лучше не вспоминать, но как бы то ни было — они выжили и за полгода здорово подросли. Все это время Рола и Осси прятали их от всех, пробираясь к ним по вечерам, соблюдая всю возможную осторожность. Это была их тайна. Не первая и не последняя, но на тот момент самая главная.
Прошло еще немного времени и прятать их под конюшней становилось все сложнее. Слишком уж много шума от них было. И тогда было решено их разделить. На общем совете щенки весело помахивали хвостами и лезли лизаться, а значит против такого решения не сильно возражали. Рола взяла Сфинкса — белого пушистого мальчика, а Осси — Лато — его нежную и ласковую сестренку.
Теперь они прятали их порознь, но навещали их всегда вместе. И только однажды это правило было нарушено.
Как-то ранним утром Осси проснулась от какого-то ужасного предчувствия. Будто холодная игла ее в сердце уколола. Выскользнув из-под одеяла, и наскоро одевшись, она со всех ног побежала к старой башне, где в подвале в специально обустроенном домике жила Лато.
Предчувствие не обмануло — Лато была мертва. Словно брошенная плюшевая игрушка валялась она на грязном полу. Недвижная и уже остывшая. А вокруг шеи ее ярким праздничным бантом обвилась змея. Песчаная лента. Как она попала сюда и как смогла застать щенка врасплох Осси не знала, да даже и не думала об этом тогда. Слезы первой потери душили ее, не оставляя места ничему кроме отчаяния.
Гадину Осси раздавила. Каблуком. Не думая о грозящей ей опасности, да и вообще ни о чем не думая. А потом, вся в слезах выбежала во двор. А навстречу ей стремглав неслась Рола — этой же ночью умер Сфинкс. Тихо и мирно. Непонятно от чего…
Девочки встретились посреди двора и так и просидели там под мелким осенним дождем, обнявшись, в слезах и горе, пока их не нашел настоятель.
Именно тогда, в то самое утро и пообещали они друг другу не расставаться никогда. Вот только жизнь оказалась совсем иной.
– Мы же поклялись… — Снова прошептала старуха. — Что вместе… навсегда…
– Мы ошибались, — Осси закусила губу, и острое лезвие Гасителя пришпилило немощное тело давней подруги к очень дорогому, но напрочь уже испорченному полу.
– Мы ошибались, — повторила она и потянула за рукоять меча.
Глава четырнадцатая
– А ты изменилась! — тихий и до боли знакомый голос раздался довольно неожиданно, и прозвучал он откуда-то сзади. — Очень изменилась. Я впечатлен…
– Что? — Осси резко повернулась, все еще держа в руке окровавленный меч, да так и застыла на месте.
– …и это хорошо, что изменилась, — закончил Эйрих, и спрыгнул с обломка обрушенной на пол колонны. — Очень хорошо. Это нам на руку.
– Эйрих? — Удивлению Осси не было предела. Она еще от боя и от всех последовавших за ним событий до конца не отошла, и волосы ее все еще перебирал несуществующий ветер, а с острия отнесенного в сторону Гасителя все еще капала густая тягучая кровь. И все же, если бы прямо сейчас в разбитое окно верхом на рыжей мантихоре влетел Магистр Велла, жонглирующий пирогами с курятиной, она, и то наверное, меньше бы удивилась. — Ты?.. Как?..
«Это не Эйрих», — тихо шепнула Хода.
– О! — Хмыкнул хилависта. — Ничего себе! А мы думали ты того… А ты, значит, нет еще… Молодец! Прям, позавидовать можно! У тебя, я смотрю, сто жизней.
– Ну… — виновато улыбнулся Эйрих. — Сто — не сто… Столько-то их ни у кого нет, пожалуй. Даже у кота ее, — он кивнул на Осси. — Но все ж таки перебиваемся как-то…
– У кота? — Осси ничего не понимала. — А откуда ты знаешь?.. Я ж тебе про Мея не рассказывала…
«Он знает, — шепнула Хода. — Он все знает».
– Откуда? Я не понимаю… — Осси перевела взгляд на Ходу, потом на хилависту, который с открытым ртом пялился на воскресшего монаха, а потом снова на Эйриха… — Я, что тут одна такая дура, что ничего не понимаю?
Все молчали. Как воды в рот набрали. И не шевелились даже, если не считать, конечно, хилависту, который, так и не закрыв рта, начал потихонечку-помаленечку пятиться назад, явно намереваясь оказаться подальше от человека в темно-синей рясе. А в глазах его широко распахнутых расплескался ужас, и это пугало, пожалуй, больше всего остального, потому как хилависта на памяти леди Кай не боялся ничего и не от чего не бежал. Не любил он многое — это да, но вот, чтобы страх проявить, или просто малодушие… Такого не было. Скорее, наоборот: был он наглым, самоуверенным и совершенно безбашенным… А тут вот, пожалуйста…
Осси смотрела на Эйриха, и под взглядом его серо-зеленых глаз чувствовала себя весьма неуютно. Он проникали в самую душу, видя все, и все понимая, словно знал он все наперед и заранее, все помнил, и ничего не прощал…
Серо-зеленых? Осси почувствовала, как по спине мазнул холодок. Откуда серо-зеленые? Голубые они были… Пронзительно голубые…
– Кто ты? — Осси неосознанно сделала шаг назад, полностью повторяя, тем самым, поведенческую модель, только что заданную и успешно продемонстрированную хилавистой. Но если бы кто ей об этом сейчас сказал, то она, скорее всего, даже не поняла бы о чем речь, — настолько далеки были ее мысли. И ответ на свой вопрос она, кажется, уже знала…