— С чего это вы интересуетесь моими методами занятий, Маэстро Пешет?
— Кто учил вас отвечать вопросом на вопрос?
— А вас?
— Так вы ответите? Потому что мне любопытно, почему ученики, что ходят на занятия к вам, потом совершенно не могут применить полученные знания на моих практикумах. Мне приходиться объяснять все заново. Они не могут внятно ответить ни на один поставленный вопрос.
— А причем тут я? Мое дело заключается в подаче информации. Я им ее даю, а как они ею распоряжаются в своих головах — это уже их дело. Я не могу отвечать за целую прорву детей. Каждому в голову не залезешь.
— Они ею никак не распоряжаются, Маэстро Боилд, — отрезала девушка, положив ладонь на стол. — Они ее не усваивают. Вам стоит пересмотреть свое отношение к преподнесению знаний этим детям.
Мужчина поднялся со своего места с кислой гримасой на лице. Теперь он стал выше, и девушка тоже выпрямилась, отняв руку от стола.
— С каких это пор вы командуете мной, Маэстро Пешет? Что-то я не вижу на вашей груди директорского знака отличия. Как вести занятия — это только мое личное дело.
— Это не приказ, это просьба и совет. Я не могу делать двойную работу — за вас и за себя. Без должного понимания они плохо применяют теорию на практике. Из них некроманты, как из псины — профессор.
— Раз уж мы тут раздаем советы, то вот вам мой совет, — он приблизился к девушке вплотную, отделяемый лишь столом, — Не суйте свой очаровательный нос не в свое дело. — И отошел. — Если это все, прошу покинуть мою аудиторию, у меня еще много дел.
Девушка не произнесла ни слова, повернулась к выходу и ушла.
Идти с жалобами к директору она находила последним делом. Она не занималась этим в юности, не собиралась и сейчас. Если этот человек не хотел идти ей навстречу, что было весьма предсказуемо, то она справится сама. Просто она надеялась… Но надежды редко сбываются, она не сильно расстроилась. Хотя бы потому, что она нашла его, ребенка, который был ей так нужен. Теперь осталось понять, как сблизиться с ним, под каким предлогом с ним заговорить…
— Маэстро! — девушка чуть не споткнулась, когда этот знакомый голос ее окликнул. Она обернулась. Мальчишка стоял рядом и смотрел на девушку, с волнением теребя какую-то книгу в руках. Имельда сейчас разглядывала его с еще большим рвением. Тогда, в первую их встречу, мальчик был грязным, в затасканной одежде, а сейчас на нем была ученическая чистая форма, и мальчишка был сыт и одет, волосы были коротко острижены и не топорщились в разные стороны. Он смотрел на девушку яркими голубыми глазами. Как у его матери. — Можно с вами поговорить? — было видно, что мальчик храбрился, выталкивал из себя слова и очень волновался.
Имельда и сама настолько разволновалась, что застыла столбом. Он застал ее врасплох. Совладать с собой удалось не сразу, она осмотрела коридор, по которому пока еще ходили студиозы и преподаватели.
— Не здесь, — кивнула девушка, направляясь в ответвление коридоров, ведущее наружу, в сад.
Найдя укромное место среди желтеющих деревьев, Маэстро и мальчишка присели на скамью по две стороны друг от друга. Не успела Имельда усесться удобнее, как из Митриша посыпались вопросы:
— Почему у вас мамина фамилия? Кто вы? Почему вы были в том доме? — мальчишка затараторил, но остановился. Он чувствовал нутром, что эта девушка не причинит ему вреда, но не мог ей доверять, потому что мать предостерегала его от этого. Доверять нельзя было никому. Но у него было столько вопросов, и никто не мог дать ему ответы.
— Меня зовут Имельда Пешет, — девушка сделала паузу. Говорить было тяжело. Эмоции бились внутри тела, перекрывая кислород в прямом смысле. Сердце билось слишком быстро. Ребра стали ныть, и дышать было трудно. Она буквально чувствовала все, что исходит от мальчика, что сидел слишком близко. Это было странно и удивительно, но Имельда решила повременить с анализом этих ощущений. — Я дочь Матильды Пешет. — У парня расширились от удивления глаза, и открылся рот в попытке вывалить на эту незнакомку кипу вопросов, но язык не шевелился. — Я была в том доме потому, что он мой. Я выросла в нем и жила со своими родителями. И я совершенно не понимаю, как у моей матери может быть еще… как у нее может быть сын. Сын, о котором никто не знает.
Девушка оперлась на трость, потому что даже сидеть стало тяжело. Голова закружилась. Хотелось снять купол и уйти.
— Я… Я тоже не понимаю… — у мальчика навернулись слезы на глазах. — Она ничего не рассказывала о себе. Почти ничего… Она только говорила, что она некромант и ее работа обязывает уезжать… А потом вдруг то письмо. Вы его случайно не находили? Я, кажется, обронил…