Он нередко заговаривает о Сияющем Трапецоэдре, называя его прозорным окном во все времена и пространства и прослеживая его путь с тех дней, когда на мрачном Юугготе, еще до того как Предвечные взяли его на Землю, получил он свои грани и гребни. Иглокожие твари Антарктики, дорожа им, уместили его в причудливую шкатулку, из-под обломков их былого континента его спасли змеелюди Валузии; и по прошествии целых эонов в Лемурии вперялись в него первые люди. Он попадал за тридевять земель и за тридесять морей и вместе с Атлантидой ушел на дно, пока не поймал его в сети минойский рыбак и не продал темноликим купцам из черной земли Кеми. Фараон Нефрен-Ка возвел над ним храм с безоконной криптой и соделал то, что стерло его имя из всех анналов. Потом он покоился в развалинах злочестного капища, разрушенного жрецами и новым фараоном, пока кирка археолога не извлекла его вновь человеку на погибель.
В начале июля газеты составляли странные дополнения к дневниковым записям Блейка, но такие обрывочные и мимоходные, что дневник лишь привлек всеобщее внимание. Похоже, новый страх нагнетался на Федерал-Хилл после того, как чужак побывал в страшной церкви. Итальянцы переговаривались о непривычном шарканье, стуках и скрипах в темном шпиле без окон и призывали священников изгнать нечисть, наваждающую их во сне. Оно постоянно караулит под дверью, шептались они, и только ждет, когда стемнеет настолько, чтобы двинуться дальше. В колонках новостей поминали о стойкости местных суеверий, но не могли пролить достаточно света на предысторию ужаса. Ясно, что нынешние молодые репортеры отнюдь не любители древностей. Обращаясь к предмету в своем дневнике, Блейк выражает странного свойства раскаяние, говорит о долге схоронить Сияющий Трапецоэдр, изгнать то, что он вызвал, дав доступ дневному свету в мерзкий шпиль. Вместе с тем, однако, он обнаруживает, как опасно далеко зашел он в своем соблазне и признается в болезненном желании — проникающем собою даже его сны — побывать на окаянной колокольнице и погрузиться взором в тайный космос рдеющего камня.
Утром 17 июля что-то в выпуске «Джорнал» ввергло автора дневника в настоящий ужас. Всего лишь вариант других полушутливых заметок о царящем на Федерал-Хилл беспокойстве — для Блейка же он содержал действительно нечто ужасное. Ночной ураган на целый час вывел из строя городскую электросеть, и в наступившей темноте итальянцы едва не посходили с ума от страха. Живущие возле жуткой церкви божились, что тварь на колокольнице воспользовалась отсутствием уличных фонарей и спустилась в само туло церкви, шлепая там и плюхая жутким ползучим слизнем. Под конец глухое шлепанье затихло в колокольнице, откуда послышался звон бьющегося стекла. Темнота открывала дорогу, а свет всегда обращал ее вспять.
Когда электричество вспыхнуло снова, на колокольнице возникла отвратительная суматоха, ибо даже слабого света, просачивавшегося в закопченные, забранные ставнями окна, хватило для твари с лихвой. Пришлепывая, она уползла в непроглядную темень шпиля буквально в последний миг — большая порция света отправила бы ее обратно в те бездны, откуда сумасшедший чужак ее вызвал. В час темноты толпа, распевающая молитвы, сгрудилась под дождем вокруг церкви с зажженными свечами и лампами, кое-как прикрытыми свернутой бумагой и зонтиками — сторожевой форпост света, спасающий город от кошмара, который бродит во тьме. Однажды, по словам тех, кто стоял ближе у церкви, наружная дверь заходила ходуном.
Но хуже всего было даже не это. Вечером Блейк прочитал в «Бюллетене», что обнаружили репортеры. Оценив наконец причудливую сенсационность переполоха, двое из них, бросая вызов обезумевшей толпе итальянцев, забрались в церковь через подвальное окно, потерпев неудачу с дверями. Они обнаружили, что в преддверии и призрачном нефе в пыли тянутся своеобразные борозды и повсюду разбросаны каркасы истлевших подушек и атласная обивка сидений. Везде стоял скверный дух, кое-где попадались желтые пятна и проплешины, выглядевшие как обугленные. Открыв дверь на колокольницу и задержавшись на минуту, поскольку сверху им почудился скребущий звук, они увидели, что с узкой винтовой лестницы почти начисто сметена пыль.