— Я боялась, что вы это скажете.
Она повернулась к нему. Ее лицо было бледным, глаза потемнели от злости. Разноцветные лучи света из окна позади нее складывались в ореол вокруг ее стройной фигуры.
— Мой отец страшился воспользоваться им. Когда, добравшись до укрытий, я обнаружила, что он спрятал его среди моих вещей, я тоже боялась. Даже отправившись искать вас, я понимала, что мы ждали слишком долго. Вы уже свергли Сальвадора, будь он проклят. Наше ужасающее положение уже не зависит от контроля.
— Контроль у нас, — согласился Гаунт. — Проблема теперь в физической борьбе, в военном деле. Хоть улей Вервун и стоит на пороге гибели, это не та гибель, которой опасался Иеронимо и во избежание которой создал амулет.
Она села рядом с ним, все еще кипя от гнева.
— Если бы только я принесла его раньше… или поторопила отца. Мы могли использовать его, чтобы свергнуть Сальвадора…
— Слава Императору, что мы не сделали этого!
Она холодно взглянула на него.
Гаунт пожал плечами.
— Мы обезоружили бы сами себя, обезоружили бы системы улья, лишили бы самих себя всех способов вернуть контроль над ситуацией. Уничтожитель системы — абсолютное оружие, миледи.
— То есть мое самокопание, болезненные усилия моего отца… все это не имело смысла? — У нее вырвался слабый, нервный смешок. — Как типично! Дом Часс, такой весь охрененно интеллектуальный и интеллигентный, занят самоедством, пока улей истекает кровью и горит!
Он стянул перчатки и отложил их.
— То, что мы не можем сейчас им воспользоваться, не отменяет преданности, с которой дом Часс хранил доверенное ему наследие.
Она протянула руку и сжала его огрубевшие пальцы.
— А теперь что, Гаунт?
Он медленно повернулся к ней.
— Теперь обычная война людей, машин, лазганов и гранат. Мы сражаемся и пытаемся вышвырнуть их. Победим — выживем. Проиграем — умрем.
— Звучит так мрачно.
— Это все, что я могу сказать, это простое уравнение битвы. Все не так плохо. Оно, по крайней мере, простое. Не требует долгих размышлений.
— Как скоро?
— Как скоро что?
Ее взгляд, более живой, чем когда-либо доводилось встречать Гаунту, теперь вперился в него.
— Как скоро мы узнаем?
Гаунт сделал глубокий вздох, качая головой.
— Счет идет на часы. Ну, может, день, может, два. А потом все будет кончено, завершится так или иначе.
Она притянула его к себе, крепко обхватив руками его широкую спину. Он чувствовал аромат волос и духи, слабые, почти выветрившиеся, но еще ощутимые, несмотря на запах сырости и грязи, пропитавший укрытия, в которых она побывала.
Гаунт давно забыл, каким простым утешением может быть тепло чужого тела. Он бережно держал ее, покачиваясь от усталости, а над ризницей разносилось глухое пение хора Экклезиархии. Ее губы нашли его.
Он отстранился.
— Я не думаю, что… — начал он.
— Простой солдат пристает к благородной леди? — улыбнулась она. — Когда-то это имело значение, а сейчас — нет. Война сравняла нас.
Они снова поцеловались, никто не останавливался. Ненадолго их страсть стала единственным, что имело значение для них. Две людских души, сблизившиеся и бессловесные, укрылись от апокалипсиса.
Было далеко за полночь. Брей и его танитцы после суток сдерживания танков на склонах пустыря за химзаводами отступили к разгромленным центральным трущобам, к Колонне Щита. Все усилия зойканцев на юге были, похоже, направлены на Колонну, и Брей понимал, что это сейчас главный стратегический пункт в улье. У Брея осталось около двухсот восьмидесяти человек своих, а также четыреста человек отставших вервунцев, вольпонцев, роанцев и Севгруппских, да еще шесть сотен местных. Местные были в основном гражданскими, которые прибились к военным в поисках защиты, а Брей и его коллеги-офицеры были вынуждены руководить скорее переправой беженцев, чем тактическим отступлением.
Но некоторые ульеры сбивались в отряды ополчения, добавив таким образом сто семьдесят боеспособных людей к войскам Брея.
Более половины ополченцев составляли женщины, и это изумляло Брея. Он никогда не видел, чтобы женщины сражались. На планете Танит война была мужским ремеслом. Но он не мог не отдать должное их решимости. И он мог их понять. Это был их фесов дом, в конце концов.
Полевые командиры были в основном из Вервунских и Севгруппских частей, и, хотя некоторые из них были выше по званию, они полагались на его руководство. Брей подозревал, что причина в том, что Гаунт стал главнокомандующим. Теперь, когда начался последний раунд, все подчинялись танитцам.