Хасский западный форт все еще был в огне, и его верхушка осыпалась обломками по обе стороны Стены. Тем не менее Стена и сами Хасские врата еще держались, и потоки беженцев тянулись в улей по Хасской дороге под присмотром солдат Вервунского Главного, охранявших поврежденные ворота. Но колонна людей просачивалась внутрь медленно, растянувшись на два километра и все удлиняясь, уходя от Хасских врат во тьму, беззащитную перед неустанными атаками, громящими внешние трущобы. Тысячи погибли, не успев добраться до укрытия, накрытые взрывами, и не меньше — наверное, тысяч восемь или девять — бежали к берегам реки.
Последний изогнутый отрезок стены к северу от Хасского западного форта, известный как Доковая стена, выходил в средние воды, и прохода там не было. Некоторые сгинули в коварных трясинах болота; другие гибли сотнями, пытаясь переплыть сам Хасс. Большинство вжималось в вонючий ил под Доковой стеной, горестно взывая к солдатам, которые ничем не могли им помочь с вершины стены двумястами метрами выше. Почти две сотни людей провели под этим грязным углом стены первые дни осады, страшась двинуться обратно вдоль стены к Хасским вратам. Голод, болезни и отчаяние убили всех до единого за четыре дня.
Сондарские врата были открыты, и основная волна беженцев искала спасения там. Отряды Вервунского Главного, согнанные туда, чтобы контролировать толпу, принимали людей так быстро, как могли, но все же медленнее, чем они прибывали, так что колонна людей протянулась уже на три километра вглубь горящих внешних трущоб.
Многие из замыкающих, уверившись, что погибнут раньше, чем доберутся до укрытия под Щитом, разворачивались и сотнями шли обратно в луга. Не выжил никто.
На площади Маршалов, внутри врат Иеронимо Сондара, войска улья боролись с ошеломляющим наплывом горожан. Сорок процентов прибывших были ранены.
Капитан Летро Карджин, назначенный главным в операции, уже через час был близок к отчаянию. Сперва он пытался сдерживать беженцев в пределах огромной церемониальной площади, но вскоре она оказалась забита под завязку. Некоторые семьи забирались на подножия статуй, чтобы хоть где-то обустроиться. Группа людей пела рабочие песни улья и имперские гимны. Множество дрожащих голосов вперемешку с громом бомбардировки и потрескиванием Щита вверху — все это нервировало его людей.
Казармы Вервунского главного на северо-западе площади, те, что приняли удар в первые же минуты атаки, все еще догорали, но огонь не распространялся. Карджин продолжал воксировать Штабу домов, пока ему не дали особое разрешение от гильдий открыть химический завод Анко на юге площади и здания гильдии на востоке, чтобы разместить излишек людей. Вскоре, однако, новые пространства тоже оказались заполнены. От гильдии имелись вполне определенные распоряжения относительно того, какие из их площадей можно использовать. Люди Карджина, которые закрывали доступ к некоторым зданиям, докладывали о прорывах. Поверх голов раздавались выстрелы. После бойни, которую они пережили снаружи, горстка вооруженных солдат не пугала толпу, и гвардия домов вскоре, пытаясь распределить вновь прибывших, оказалась оттеснена вглубь индустриальных районов. Большинству солдат совершенно не улыбалось расстреливать собственных сограждан. С другой стороны, когда один молодой офицер, разозлившись, открыл огонь по прущей на него толпе и убил двоих, свора закопченных дочерна текстильщиков разорвала на части его самого и шестерых подчиненных.
Карджин исступленно воксировал, прося советов и боеприпасов. К восьми вечера из Штаба домов и Легислатуры поступили новые распоряжения, установившие места для размещения беженцев, спешно обустроенные во внутренних трущобах к югу от Колонны и Коммерции. Ищущие пристанища во вратах Сондара, Хасских и в меньшей степени вратах Кроу теперь заполонили южные секторы улья. Часть домов Легислатуры, собравшись на экстренном заседании в Главном хребте, настаивала, что разместить население наружных трущоб — долг улья. Другие просто-напросто боялись, что главные южные магистрали окажутся запружены людьми и дома не смогут мобилизовать свои армии. Шесть благородных домов предоставили помощь, и продовольствие отправилось вниз по грузовой дороге — на площадь Маршалов и главное городское посадочное поле, куда также переправляли беженцев от Хасских врат.
Уже кое-что, но этого было явно недостаточно. Карджин задумался, осознает ли вообще элита улья катастрофичность ситуации. Имперские девизы, лозунги улья и прочие сообщения успокоительной пропаганды, сверкающие со всех информационных экранов, не могли остановить панику. Карджин был окружен тысячами озлобленных, перепуганных горожан, многие из которых были оглушены взрывами, обожжены до костей, а еще больше — умирали или не могли передвигаться. Остановить поток было невозможно, если только не закрыть врата. Толпа сильно превосходила числом его три сотни людей.