Происходило это как раз во время великих переселений из восточных областей, и Дора была полна грузовиков, возивших заключенных с железнодорожной станции. В остальном же события развивались так же, как и в декабре, когда мы приехали. Бараки были разбросаны по склонам, и вокруг была глина, по ней вели лестницы и дорожки, на которых снег смешивался с клейкой грязью. И бараки были в оврагах и на холмах, и с первого взгляда они могли походить на одинокие горные хижины. А внизу, на равнине, бараки располагались правильными рядами в лагерном стиле. Посередине шла широкая дорога, вероятно, она была шире, чем в Дахау, и вела к внушительным воротам. Она продолжалась и дальше, так что у человека возникало ощущение бескрайней дали. У ворот стояла охрана, как у арок подъемного моста. По утрам и вечерам по ней маршировали построенные в ряды заключенные. Когда я смотрел на них из барака на холме, мне казалось, будто по ровной дороге движутся ряды призрачной пехоты, которым сероватые и синие полосы одежды задают свой ломаный ритм. К тому же при движении этих длинных процессий утром и вечером играла музыка. Стимулирующие к работе марши по утрам, марши во славу труда по вечерам. Колонны двигались, как по линейке вычерченная река серо-синеватой грязи, а у ворот кладбища кучка потерянных душ дула в свои инструменты. Конечно, артисты имели полное право попытаться спасти себе жизнь и получить добавку еды за свою музыку, за то, что некогда было их профессией; однако такая игра была делом жестоким, поэтому из музыкальных инструментов исходили резкие ноты.
Целыми днями грузовики возили поленницы скелетов, которые раньше были покрыты рыхлым снегом, а потом, когда оттепель размягчила снег, их посыпали известкой. Машины останавливались на склоне, а груз складывали в грязную слякоть, чтобы максимально сократить носильщикам путь на вершину холма. Солдат-водитель курил сигарету и следил, как бы не наступить ботинком в глубокую жижу, а парни в зебрах разгружали грузовик. На них были черные резиновые перчатки до локтей, и кто-то один залезал в кузов, брал труп с кучи в углу и сбрасывал вниз. Двигался он быстро, поскольку скоро загрохочет следующий грузовик. Так что припорошенные кости чуть ли не оживали в его руках, и казалось, будто им хотелось облегчить ему работу, и они проворно ускользали от него и сами соскальзывали вниз. Там резиновые перчатки отволакивали их на кучу, и там уже появлялись носильщики с деревянными носилками, с натянутой посередине проволочной сеткой. Шофер подгонял могильщиков, так как должен был ехать за очередным грузом. Носильщики ставили носилки на землю и клали на них иссохший груз. И поскольку рты были залеплены известкой и ребра были как прутья корзины каменщика, парни не думали, что их груз еще недавно стоял на ногах, как они сами, и что он был одет в точно такое же, как на них, полосатое тряпье. Они уже давно привыкли к такой работе и вовсе не выглядят подавленными, выполняя свою работу; они похожи на молодых каменщиков, которые ухмыляются остроте, складывая кирпичи на носилки. Так же, как и те, что на склоне, похожи на строителей, так как все время осматриваются и взбираются вверх наискосок, чтобы не опрокинуть необычные кирпичи. Они напоминают дровосеков, которые несут поленья угольщикам наверх и осторожно переставляют ноги по скользкой глинистой земле. Или же контрабандистов, которые перевозят товар через границу, разве что этот товар не имеет ценности, плевел, которого с каждым последующим днем становится все больше и больше, а границей является та черта между жизнью и небытием, которую обесценившийся товар уже давно переступил. И поэтому носильщики, возвращающиеся сверху, выглядят почти как энергичные работники, которые спешат к неистощимым залежам. Кто-то даже спускается бегом вниз по склону и держит носилки только за одну рукоятку, так что другой конец прыгает по гребням земли, и проволочная сетка посредине трясется от толчков.