Народу здесь было немного. Серые ссутуленные люди, в основном старики и старухи, одетые в заношенную, бесцветную одежду, многократно латанную и перешитую с одного плеча на другое. Они ютились у стен, стараясь остаться в тенях, не дать себя рассмотреть. Я медленно шел по залу, и никто из них не обратился ко мне, не сделал попытки меня остановить. Я прошел до дальнего конца, где, как и ожидал, увидел небольшой помост, на котором стоял настоящий стол и несколько стульев, тот, что в центре - выше других с резной спинкой. Умелый резчик (точнее, умелый дизайнер) вывел на ней тонкую вязь клинописных рун, птиц с телами львов и людскими бородатыми головами, высоких героев в длиннополых одеждах с копьями в руках и богатыми украшениями на шеях и запястьях. Все стулья на помосте пустовали.
- Что тебе здесь нужно? - раздался сбоку низкий, слегка гундосый голос. Я обернулся, увидев массивную фигуру мужчины. На нем была свободная туника, когда-то ярких цветов и богато расшитая, но сегодня - поблекшая и заношенная. Из-под туники выглядывали рукава кольчуги, кольца потемнели и слиплись от ржавчины. На поясе с позеленевшими медными бляхами висел тяжелый, длинный меч, руки украшали тяжелые кожаные браслеты, украшенные кованой медью, изображавшей оскаленные лики чудовищ - такие же зеленые, как и бляхи на поясе. Косматая борода его торчала клоками, грубо остриженные волосы удерживал грубый железный обруч, весь покрытый грубой клинописью. Гравировка металла здешним мастерам удавалась явно хуже, чем резьба по дереву.
- Я хотел бы поесть и отдохнуть перед дорогой, - сказал я, стараясь говорить вежливо. Воин посмотрел на меня из-под нахмуренных кустистых бровей.
- Мы не можем кормить всякого прохожего бродягу. Если есть чем заплатить за еду - тебя накормят.
Вот и пригодились монеты, залутенные у копейщика. Достав из сумки кошелек я многозначительно встряхнул им. Монеты глухо звякнули. Как ни странно, бородач этот жест понял.
- Давай три орла и садись у очага, - произнес он, протягивая широкую заскорузлую ладонь. Я выудил из худого кошелька три монетки и протянул хозяину дома. Мелкую моторику игра взяла на себя.
Я уселся на одном из настилов сразу возле помоста со столом. Старая бабка, сгорбленная, закутанная в тряпки, как мумия, притащила мне глиняную миску с каким-то густым варевом, от которого вовсю валил пар. Поставив его на доски передо мной, она достала из лохмотьев ломоть бурого хлеба и какой-то овощ - что-то среднее между морковью и репой, бесцветный и жухлый. Их она положила рядом с тарелкой и, пятясь, убралась в темноту у стены. Хлеб и морковку я замотал в чистый бинт и спрятал в сумку, достал флягу, поставил рядом с собой и только тогда принялся за еду. Деревянная ложка была грубой и неудобной, но к счастью, проблема эта была чисто виртуальной. Эффектом остался вполне доволен.
[Горячая пища: Голод: -15, Усталость: -5]
[Тепло очага: Усталость: -6, Эссенция: +0,5]
[Энергия: +21]
Я поискал взглядом бородатого воина. Он был здесь - так же, как и остальные, прятался в тени, буравя меня недовольным взглядом.
- Спасибо, хозяин. Я не знаю твоего имени...
- Потому что я не назвал его, чужак. Не обманись - то, что ты преломил хлеб в моем доме, не делает тебя другом. В этой земле нет друзей. Больше нет.
- Не вопрос. Я хотел спросить - сюда не заходила женщина. Такая же путешественница. С арбалетом, в кожаном жилете...
Бородач выступил вперед, присев на край помоста и сцепив похожие на черные корни руки в замок.
- Она бродила по округе еще утром. Искала торговца, хотела меняться. Но торговец не пришел в Аккаде. Должен был прийти, но не пришел. Думаю, он погиб на пути из Неребтума - в Акшаке, возможно. Так я и сказал этой женщине. И она ушла.
- А как мне добраться до Акшака?
Воин смотрел на меня исподлобья, играя желваками на заросших скулах. В глазах его пугающе ясно читались недовольство и подозрительность. Никогда раньше в играх я не видел, чтобы эмоции были так хорошо переданы лицевой анимацией. Он казался почти живым, почти... настоящим. При том, что кожа была рыхлой и бледной, а взгляд мутным, как у тяжело больного.
- Тебе нужно перейти реку и отправиться на восток. Лучше отправляйся прямо сейчас, в ночь.
Перспектива брести неизвестно куда в кромешной темноте меня не слишком радовала, но наверняка в словах бородача была какая-то логика.
- Ты не хочешь, чтобы я оставался до утра?
- Я от тебя ничего не хочу, - ответил воин, поднимаясь. Можешь оставаться - до тех пор, пока у тебя есть чем платить за еду. Но если ты решил идти - иди ночью. Дорога идет по равнине - ты будешь открыт со всех сторон, - а от тебя и без того слишком сильно воняет жизнью.
Понятно. Что же, звучит вполне логично - а значит, стоит выдвигаться. Солнце уже должно было сесть. Поднявшись с настила, я кивнул воину:
- Благодарю за кров и пищу.
Он не ответил. Я молча покинул большой дом, провожаемый тяжелыми взглядами прятавшихся в тени фигур. В стропилах тяжело и надсадно выл ветер, скрипели рассохшиеся доски, рыжими бликами переливались раскаленные угли в очаге. А снаружи начался дождь. Косые его струи стучали о дерево щита и металл кирасы. Я про себя пожалел, что не взял у копейщика его плащ. Влага лезла в глаза, мешая обзору, но ничего, что можно было бы использовать как капюшон или козырек у меня не было.
Сумерки еще не успели окончательно уступить темноте - возможно, где-то на горизонте, под покровом облаков, еще светило тусклое солнце. Дождь прибил пепел под ногами и тот больше не клубился при каждом шаге, зато налипал жирными, липкими пластами на подошвы. Я перешел реку, в считанные минуты разбухшую от дождя, и двинулся на восток, как указал мне бородач. Довольно быстро вышел на старую грунтовую дорогу с давно проторенной колеей, которая тянулась между полями. Когда-то они орошались сложной системой каналов, которые брали воду из реки, но сейчас каналы высохли, да и сами поля представляли собой безжизненные, покрытые пеплом пустыри, все изрытые развороченные, словно кто-то выбирал из земли последние, самые мелкие и негодные плоды и зерна. Вскоре поля закончились, уступив место равнине, покрытой черным песком вперемешку с сажей. Эта смесь от воды размокла, превратившись в густую кашу, мерзко засасывающую ноги, словно мелкое болото. Тьма окончательно воцарилась вокруг - ни единого проблеска сквозь густую пелену облаков. Чтобы не сбиться с пути, я выломал палку и, как слепой шарил ей перед собой, чтобы не сбиться с дороги. Залитую сползшей с обочин шлаковой грязью, ее было трудно отыскать - приходилось нажимать изо всех сил. Дорога обычно в итоге отвечала твердостью, а на обочине палка могла сантиметров на тридцать провалиться в грязь. Я едва тащился через пропитанную влажной гарью темноту, борясь с желанием снять окулус и послать поганую игру ко всем чертям. Но обида все еще не отпустила меня - хотелось нагнать Ианну и посчитаться с ней за простреленную грудь. А если бросить все, то можно ее и не догнать. К тому же, скоро уже должен прийти Олег, и тогда уж точно придется прерваться.
[Промокли одежда и обувь]
[Усталость: +5]
[Энергия: -13]
Сквозь монотонный шелест дождя я расслышал какой-то посторонний звук. Остановившись, я вслушался. Звук повторился - скрипел и чавкал шлак под чьей-то поступью. Нельзя было точно сказать, как далеко он был - может в полусотне метров, а может и совсем рядом. Он шел размеренно, неторопливо и кажется - в мою сторону. Я воткнул палку в грязь на краю дороги, нацепил на руку щит, достал из ножен меч. Звук шагов становился все отчетливее, к нему добавилось тяжелое сопение - неизвестная тварь тяжело всасывала ноздрями воздух, принюхиваясь.