Выбрать главу

Если мы на мгновение проигнорируем продолжающийся ущерб экосистеме, мы все же можем попытаться утешить себя мыслью о том, что в конце концов люди все-таки научились строить более благожелательные индустриальные общества. Имперские завоевания, мировые войны, геноцид и тоталитарные режимы были неудачными экспериментами, которые научили людей, как не надо делать. К концу двадцатого века, как могут утверждать некоторые, человечество более или менее исправилось.

Однако даже в этом случае послание XXI веку выглядит мрачно. Если человечеству потребовалось столько страшных уроков, чтобы научиться управлять паровой машиной и телеграфом, то чего же стоит научиться управлять биоинженерией и искусственным интеллектом? Неужели нам нужно пройти еще через один цикл глобальных империй, тоталитарных режимов и мировых войн, чтобы понять, как использовать их с пользой? Технологии XXI века гораздо мощнее и потенциально гораздо разрушительнее, чем технологии XX века. Поэтому у нас меньше возможностей для ошибок. В двадцатом веке мы можем сказать, что человечество получило тройку с минусом на уроке по использованию промышленных технологий. Достаточно, чтобы сдать экзамен. В XXI веке планка поставлена гораздо выше. На этот раз мы должны добиться большего.

 

ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ПУТЬ

К концу двадцатого века стало ясно, что империализм, тоталитаризм и милитаризм не являются идеальным способом построения индустриальных обществ. Несмотря на все свои недостатки, либеральная демократия предлагала лучший путь. Огромное преимущество либеральной демократии заключается в том, что она обладает мощными механизмами самокоррекции, которые ограничивают эксцессы фанатизма и сохраняют способность признавать свои ошибки и пробовать разные варианты действий. Учитывая нашу неспособность предсказать, как будет развиваться новая компьютерная сеть, наш лучший шанс избежать катастрофы в нынешнем веке - поддерживать демократические самокорректирующиеся механизмы, способные выявлять и исправлять ошибки по ходу дела.

Но сможет ли сама либеральная демократия выжить в XXI веке? Этот вопрос не касается судьбы демократии в конкретных странах, где ей могут угрожать уникальные события и местные движения. Скорее, речь идет о совместимости демократии со структурой информационных сетей XXI века. В главе 5 мы увидели, что демократия зависит от информационных технологий и что на протяжении большей части человеческой истории масштабная демократия была просто невозможна. Могут ли новые информационные технологии XXI века вновь сделать демократию непрактичной?

Одна из потенциальных угроз заключается в том, что неумолимость новой компьютерной сети может уничтожить нашу частную жизнь и наказывать или награждать нас не только за все, что мы делаем и говорим, но даже за все, что мы думаем и чувствуем. Сможет ли демократия выжить в таких условиях? Если правительство или какая-нибудь корпорация будет знать обо мне больше, чем я сам о себе, и сможет контролировать все мои действия и мысли, это приведет к тоталитарному контролю над обществом. Даже если выборы будут проводиться регулярно, они станут скорее авторитарным ритуалом, чем реальной проверкой власти правительства. Ведь правительство сможет использовать свои огромные возможности по слежке и глубокое знание каждого гражданина, чтобы манипулировать общественным мнением в беспрецедентных масштабах.

Однако было бы ошибкой полагать, что если компьютеры позволяют создать режим тотальной слежки, то такой режим неизбежен. Технология редко бывает детерминированной. В 1970-х годах демократические страны, такие как Дания и Канада, могли бы подражать румынской диктатуре и развернуть целую армию секретных агентов и осведомителей, чтобы шпионить за своими гражданами в целях "поддержания общественного порядка". Они решили этого не делать, и это оказалось правильным выбором. Люди в Дании и Канаде не только были гораздо счастливее, но и демонстрировали лучшие показатели практически по всем мыслимым социальным и экономическим параметрам. В XXI веке тот факт, что можно постоянно следить за всеми, никого не заставляет это делать и не означает, что это имеет социальный или экономический смысл.