— К столу! — воскликнула мама, возвращаясь с большим подносом. — Когда жизнь дает трещину, нет ничего лучше чашечки чаю!
— Ммм, — сказал Гамлет, глядя себе под ноги. — А у вас случайно не найдется того самого кекса?
— Специально для вас! — улыбнулась мама, радостно протягивая ему тарелку.
Она оказалась права. После нескольких чашек чаю и ломтика кекса Гамлет снова обрел подобие человеческого облика.
Я оставила Эмму и принца спорить с мамой, посмотреть ли им «Гамлета» Оливье по видео или «Величайшие мгновения крокета» по телевизору, а сама отправилась на кухню разбирать грязную одежду для стирки. Стоя над тазом, я пыталась понять, какую именно технику промывки мозгов применил «Голиаф» на сей раз, дабы заполучить подписанный мной сертификат прощения. Как ни странно, меня посещали проголиафовские рецидивы. Стоило расслабиться, как парни в синих костюмах начинали казаться белыми и пушистыми, и приходилось сознательно напоминать себе, какие они сволочи. Единственным положительным моментом в этой истории являлась вероятность восстановления Лондэна, но я не знала, когда, где и как это произойдет.
Я все пыталась решить, каким способом лучше удалять пятна от кетчупа — замочить в холодной воде или сразу постирать в горячей, и вдруг в воздухе затрещало, будто кто-то принялся топтать большой целлофановый пакет. Звук нарастал, зеленые щупальца электричества обвили кенвудовский миксер, затем свечение усилилось, и вокруг микроволновки заплясало пламя святого Эльма. Последовала яркая вспышка, раздался удар грома, и в центре кухни постепенно материализовались три фигуры. Двое из них были в скафандрах и с огромными до нелепости бластерами в руках. Третья фигура — высокая, в длинном угольно-черном плаще с высоким воротником, застегнутым под горло. Бледное лицо с высокими скулами, подчеркнуто аккуратная бородка клинышком. Он стоял, скрестив руки на груди, и глядел на меня сверху вниз, надменно вскинув бровь. То был истинный тиран среди тиранов, безжалостный космический полководец, сгубивший миллиарды жизней в своем бесконечном и неадекватно толкуемом стремлении к абсолютной власти над Галактикой. То был… император Зарк
Глава 17
Император Зарк
Восемь книг из цикла «Император Зарк» были написаны в семидесятые годы Шелки О'Пером, автором романов «Космическая станция Z-5» и «Месть траалей». В романах о Зарке он использует все штампы научно-фантастической халтуры: причудливые миры, пришельцев со щупальцами, космические полеты и супергероев с квадратными подбородками, сражающихся против картонного императора, чья единственная цель — сеять зло и хаос по всей Галактике. Спасителями вселенной в его произведениях обычно выступают полковник Космических сил Брандт и его напарник-инопланетянин Эшли. По Заркийскому циклу снято два фильма с Самом Ецц-Мачо в главной роли: «Зарк-разрушитель» и «Провал на Большой скале», причем оба никуда не годятся.
— А без этого никак? — спросила я.
— Без чего? — не понял император.
— Без лишних театральных эффектов. И что тут делают эти громилы?
— Кто это сказал? — послышался глухой голос из-под непрозрачного шлема. — Ни хрена не видно.
— Какие громилы? — спросил другой.
Зарк рассмеялся, не обращая внимания на свиту.
— Таковы условия контракта. Мой новый агент знает, как правильно подать персонаж моего уровня. Мне полагается описание объемом не меньше восьмидесяти слов в каждой книге, и минимум два раза глава должна заканчиваться моим появлением.
— А право на упоминание в заголовке?
— Мы отказались от него в пользу статуса начала главы. Находись мы сейчас в романе, при моем появлении тебе пришлось бы начинать очередную главу.
— Хорошо, что мы не там, — ответила я. — Маму бы кондрашка хватил.
— О! — воскликнул император, оглядываясь по сторонам. — Ты тоже живешь с матушкой?
— А что случилось? Проблемы в беллетриции?
— Вольно, парни, — бросил Зарк двум телохранителям.
Те ощупью двинулись по кухне, нашарили два стула и уселись.
— Меня послала миссис Ухти-Тухти, — прошептал Зарк. — У нее сейчас ежегодная встреча персонажей Беатрис Поттер, но она велела мне рассказать тебе о переменах в беллетриции.
— Кто там, дорогая? — послышался голос мамы из гостиной.
— Это маньяк-убийца, жаждущий завладеть Галактикой, — отозвалась я.
— Как мило, солнышко!
Я снова повернулась к Зарку.
— Итак, какие новости?
— Департамент правосудия Книгомирья снова арестовал Макса де Винтера из «Ребекки».
— Ньюхен же вроде отмазал его от обвинения в убийстве?
— Отмазал. Но департамент по-прежнему охотится за ним. Они арестовали его — только представь себе! — за подделку страховки. Помнишь лодку, которую он утопил вместе с женой?
Я кивнула.
— Похоже, он потребовал за нее страховку, и они решили его на этом прищучить.
Для Книгомирья подобный поворот дела не являлся из ряда вон выходящим. Мандат Совета жанров предписывал нам поддерживать максимально возможную неизменность повествования. Пока действие шло так, как задумал автор, убийцы разгуливали на свободе и тираны оставались у власти, а мы этому способствовали. На мелкие, неочевидные для читателя искажения в беллетриции обычно смотрели сквозь пальцы. Однако в момент бюрократического вдохновения Совет жанров ловким финтом наделил департамент правосудия полномочиями расследовать индивидуальные проступки персонажей. Обвинение Дэвида Копперфильда в убийстве собственной первой жены стало самым большим их успехом — спешу добавить, дело происходило еще до меня, — и беллетриция, будучи не в силах спасти его, могла только ввести другого персонажа на его место. Они и прежде пытались добраться до Макса де Винтера, но нам всегда удавалось их переиграть. Подделка страхового свидетельства! Верилось с трудом.
— Ты предупредил Грифона?
— Он работает над очередной апелляцией Феджина.[59]
— Пусть займется. Нельзя оставлять это дилетантам. А что с Гамлетом? Его уже можно отправить назад?
— Ну… не совсем, — замялся Зарк.
— Он начинает меня доставать, — призналась я. — А датчане тут подлежат аресту. Я не могу до бесконечности занимать его фильмом Мела Гибсона!
— Вот бы Мел Гибсон сыграл меня, — мечтательно протянул Зарк.
— По-моему, Гибсон плохих парней не играет, — заметила я. — Скорее тебя сыграл бы Джеффри Раш[60] или кто-нибудь в этом роде.
— И то неплохо. А этот кекс ничей?
— Бери на здоровье.
Зарк отрезал себе большой кусок кекса, откусил и продолжил:
— Ладно, к делу. Мы сумели уговорить семейку Полония явиться на разбирательство по поводу незаконной переделки ими «Гамлета».
— Как вам это удалось?
— Пообещали Офелии собственную книгу. Текст вернулся в исходный вид, так что все в порядке.
— Значит, можно отослать Гамлета назад?
— Пока нельзя, — ответил Зарк, пряча беспокойство за сдуванием с плаща воображаемой пылинки. — Понимаешь, Офелия теперь психует по поводу одной из измен Гамлета. С какой-то женщиной, которую, как она считает, зовут Хенна Аплтон. Ты ничего об этом не слышала?
— Нет. Ничего. Ни словечка. Ни намека. В жизни не знала никого по имени Хенна Аплтон.[61] А что?
— Я надеялся, ты мне подскажешь. В общем, она совсем свихнулась и угрожала утопиться в первом, а не в четвертом акте. Думаю, нам удалось вправить ей мозги. Но пока мы этим занимались, произошло враждебное слияние.
Я громко выругалась, Зарк аж подскочил. В Книгомирье ничего не происходит само по себе. Книжные слияния, при которых одна книга присоединяется к другой для коллективного усиления повествовательного преимущества собственных сюжетных линий, по счастью редки, но случаются. Наиболее прославленное слияние в шекспириане — это объединение «Дочерей Лира» и «Сыновей Глостера» в «Короля Лира». Другие потенциальные слияния, такие как «Много шума в Вероне» и «Строптивая в летнюю ночь» были отвергнуты еще на стадии планирования. На распутывание сюжетов уходят месяцы, если это вообще возможно сделать. «Король Лир» настолько сопротивлялся распутыванию, что пришлось оставить его как есть.
59
Феджин — персонаж романа Чарлза Диккенса «Оливер Твист», содержатель воровского притона. (Прим. ред.)
60
Джеффри Раш (род. 1951) — австралийский кино- и театральный актер, лауреат множества премий. Наиболее известные фильмы с его участием: «Влюбленный Шекспир», «Елизавета», «Пираты Карибского моря». (Прим. ред.)
61
Хенны Аплтон действительно не существует (хотя это звучит подозрительно похоже на «Эмма Гамильтон»). Зато в любовном романе Лизы Клейпас «Застенчивое Рождество» проживает некая Ханна Эплтон. (Прим. ред.)