С трудом удержав равновесие, когда «Виктория» столкнулась с французским кораблем, шедшим следом за «Буцентавром», я осознала, насколько тесно сходились корабли в таких сражениях. Расстояние измерялось не кабельтовыми, корабли буквально терлись борт о борт. Вокруг висел пороховой дым от ружейных выстрелов, я закашлялась, а визг пролетевшей мимо мушкетной пули заставил вспомнить, что опасность-то вполне реальна. Пушки «Виктории» исторгли еще один сокрушительный залп, и французское судно словно задрожало. Папа отклонился назад, пропуская летящий мимо металлический осколок, и протянул мне бинокль.
— И?
Он сунул руку в карман и достал оттуда… рогатку. Зарядил ее катившимся по палубе свинцовым шариком и до предела натянул резинку, прицелившись сквозь клубы дыма в Нельсона.
— Видишь снайпера на самой передней орудийной платформе французского корабля?
— Ну?
— Как только он положит палец на спусковой крючок, отсчитай «раз, два», а затем скомандуй «огонь».
Я обшарила взглядом французское судно, нашла снайпера и стала за ним следить. Он находился менее чем в пятидесяти футах от Нельсона. Попасть в адмирала ничего не стоило. Я увидела, как стрелок положил палец на спусковой крючок…
— Пли!
Свинцовый шарик слетел с резинки и больно ударил Нельсона в колено. Адмирал упал на палубу, а предназначавшаяся ему пуля прошла у него над головой и вонзилась в палубу.
Капитан Харди приказал своим людям унести Нельсона вниз, где ему предстояло пролежать остаток сражения. Утром его гнев обрушится на голову Харди, и тому больше не служить под началом Нельсона за неповиновение приказу. Мой отец отсалютовал капитану, и тот вскинул руку в ответ. Харди погубил свою карьеру, но спас своего адмирала. Хорошая сделка.
— Что же, — сказал папа, засовывая рогатку в карман, — все мы знали, на что шли. Идем.
Он взял меня за руку, и мы понеслись сквозь время. Сражение стремительно закончилось, палуба очистилась, день сменился ночью, и мы галопом вернулись в Англию. Нас приветствовала криками собравшаяся у пристани толпа. Затем корабль опять поднял паруса и причалил в Чатеме. Там он подгнил, потерял оснастку, снова обрел ее и вышел в море — но на сей раз только до Портсмута, чьи здания вырастали вокруг нас по мере того, как мы с головокружительной быстротой возвращались в двадцатый век.
Затормозив, мы снова очутились в настоящем, на палубе корабля, стоящего в сухом доке. Вокруг кишели школьники с учебниками в руках.
— Именно здесь, — говорил экскурсовод, указывая на прибитую к палубе пластинку, — адмирал Нельсон получил в колено срикошетившую пулю, и это, возможно, спасло ему жизнь.
— Значит, с этим делом покончено, — сказал папа, выпрямляясь и отряхивая руки. Он посмотрел на часы. — Мне пора. Спасибо за помощь, Душистый Горошек. Запомни: «Голиаф» попытается подкупить «Суиндонские молотки», особенно капитана команды, чтобы те сдали Суперкольцо. Так что будь начеку. Передай Эмме — в смысле, леди Гамильтон, — что я заберу ее завтра утром в восемь тридцать, и поцелуй за меня маму.
Он улыбнулся, снова замелькал свет, и я вернулась в здание ТИПА. Мы с Безотказэном шли по коридору. Он завершил фразу, начатую в момент папиного появления:
— …дриться в клан Монтекки?
— Извини?
— Я сказал, хочешь послушать, как я придумал внедриться в клан Монтекки? — Тут он сморщил нос. — Э, да от тебя порохом несет!
— Боюсь, что да. Слушай, ты меня извини, но, сдается мне, «Голиаф» может подкупить Роджера Хлоппока, а без него у нас нет никаких шансов выиграть Суперкольцо.
Безотказэн рассмеялся.
— Клонированные Барды, «Суиндонские молотки», исчезнувшие мужья. Любишь ты невыполнимые задачи!
Глава 22
Роджер Хлоппок
Таков шокирующий отзыв мистера Торка Вемады, спикера ОТБОГА, органа, лицензирующего религиозную деятельность. «Несмотря на продолжительные и упорные усилия „Голиафа“ достичь уровня раскаяния, требуемого нашей организацией, — сказал господин Вемада на вчерашней пресс-конференции, — им не удалось набрать даже пятьдесят процентов от минимального показателя божественности, необходимого для данного вида деятельности». Выводы мистера Вемады с удивлением встретили в «Голиафе», поскольку корпорация рассчитывала на быстрое и беспрепятственное удовлетворение своей заявки. «Мы меняем тактику с упором на тех, для кого „Голиаф“ — проклятие, — заявил мистер Дэррмо-Какер, представитель „Голиафа“. — Недавно мы заручились прощением от человека, который глубоко презирал нас, а это в двадцать раз ценнее по собственным правилам покаяния ОТБОГА. За ней вскоре последуют и остальные». Но на мистера Вемаду данное заявление не произвело никакого впечатления. Он просто сказал: «Поживем — увидим».
В глубокой задумчивости я трусила по дорожке к стадиону на тридцать тысяч мест. Сегодня утром газеты поместили рейтинг покаяния «Голиафа», взлетевший до небес благодаря мне и «Проекту массового Крымского покаяния». Таким образом, переход корпорации в статус религии превратился из возможного во вполне вероятный. Единственным утешением служило то, что они явно не успевали осуществить его до Суперкольца. А значит, как папа и предупреждал, «Голиаф» попытается подкупить команду Суиндона. И скорее всего, первой мишенью станет Роджер Хлоппок.
Я миновала парковку для крутых, где красовалась череда дорогих машин, и показала свой ТИПА-жетон изнывающему от безделья охраннику. Вошла на стадион, поднялась на трибуны и оттуда посмотрела на зеленую лужайку. Разглядеть с такого расстояния воротца не удавалось, но их расположение отмечали нарисованные на дерне большие белые круги. Десятиярдовые линии пересекали поле, и «природные препятствия» в виде итальянских террасных садов, кустов рододендрона и клумб просматривались как на ладони. Каждое препятствие создавалось весьма тщательно, дабы удовлетворить требованиям Мировой крокетной лиги. Высота рододендрона перед каждой игрой тщательно замерялась, травянистые бровки засаживались одинаковыми кустами, террасные сады с их лилиями и свинцовыми фонтанами Минервы ничем не отличались от своих копий на любой крокетной площадке мира, от Далласа до Пуны, от Найроби до Рейкьявика.
Внизу я увидела усердно тренирующихся «Суиндонских молотков». Среди них был и Роджер Хлоппок. Он выкрикивал команды, и его ребята бегали взад-вперед, вращая молотками в опасной близости друг от друга. Крокет в четыре шара — игра опасная, и тесная работа молотками, не повлекшая за собой травм, считалась высшим искусством в Крокетной лиге.
Я сбежала по ступенькам между рядами кресел, едва не свернув шею: на полпути мне под ноги попалась брошенная кем-то банановая кожура, и, не ухитрись я извернуться, пересчитала бы головой бетонные ступеньки. Выругавшись себе под нос, я сердито глянула на маячившего вдали одинокого уборщика и вышла на поле.
— Итак, — донесся до меня голос Хлоппока, — в субботу у нас крупная игра, и пусть никто не думает, будто мы выиграем автоматически, ибо таково пророчество святого Звлкикса. На прошлой неделе брат Томас Йоркский предсказал «Лихачам из Баттерси» победу с преимуществом в двадцать два очка, а их разбили наголову. Поэтому не расслабляться!
Команда покивала, поворчала, и Хлоппок продолжил:
— Суиндон никогда не выигрывал Суперкольцо, и мы должны стать первыми. Биффо, Пачкун и Обри, вы, как всегда, поведете атаку, и постарайтесь не свалиться в фонтан, как во вторник. Эти препятствия здесь понатыканы, чтобы вы упускали вражеские шары в чистой и законной крокировке, и незачем использовать их для других целей.