— Как насчет того, чтобы прогуляться по магазинам? — предложила я.
— Что ты пытаешься скрыть?
— Ничего.
— Хорошо.
Она повернула ключ в замке и открыла дверь, одарив меня странным взглядом. Я метнулась мимо нее в гостиную, где на диване, положив ноги на кофейный столик, спала Мелани, а Пятница счастливо похрапывал у нее на груди. Я быстро захлопнула дверь.
— Он спит, — прошептала я маме.
— Ягненочек мой! Дай посмотреть!
— Нет, лучше его не тревожить. Он очень чутко спит.
— Я тихонько.
— Разбудишь!
— Я через кухонное окошко.
— Нет!
— Почему нет-то?
— Его заклинило. Намертво. Хотела тебе утром сказать, да как-то из головы вылетело. Помнишь, как мы с Антоном лазали в него? У тебя масло есть?
— Но его же никогда не заклинивало…
— Как насчет чайку? — весело предложила я, пуская в ход обычно беспроигрышный отвлекающий маневр. — Я хочу поговорить с тобой о своих эмоциональных проблемах. Только ты можешь мне помочь!
Увы, она слишком хорошо меня знала.
— Теперь я точно уверена: ты что-то скрываешь. Пусти меня!
Она попыталась протиснуться к двери, но тут меня осенило.
— Нет, мам, ты поставишь их в неловкое положение, и себя тоже.
Она остановилась.
— Что ты имеешь в виду?
— Эмму.
— Эмму? А что с ней?
— Гамлет.
Она ошеломленно воззрилась на меня и прикрыла рот рукой.
— Там? На моем диване?
Я кивнула.
— Занимаются… этим самым? Оба? Вместе?
— И абсолютно голые. Но покрывало они сняли, — добавила я, дабы не разбивать ее сердце окончательно.
Она печально покачала головой.
— Это плохо, Четверг. Ты сама понимаешь.
— Понимаю.
— В высшей степени аморально.
— Весьма.
— Ладно, давай попьем чайку, и ты расскажешь мне о своих эмоциональных проблемах. Это связано с Маргариточкой Муттинг?
— Нет. У меня нет никаких эмоциональных проблем.
— Но ты же говорила…
— Да, мам, но это чтобы ты не вломилась к Эмме и Гамлету.
— О, — сказала она, осознав ситуацию. — Ладно, пойдем все равно выпьем чайку.
Я выдохнула, и мы с мамой отправились в кухню… и увидели Эмму и Гамлета, мирно беседовавших за мытьем посуды. Мать застыла на месте и уставилась на них.
— Это отвратительно! — заявила она наконец.
— То есть? — не понял Гамлет.
— То, что вы делаете в гостиной, на моем диване!
— А что мы там делаем, миссис Нонетот? — спросила Эмма.
— Что вы делаете?! — побагровела мама, повысив голос. — Я бы сказала вам, что вы делаете. Но не стану, потому что… В общем, взгляните на себя!
И не успела я ее перехватить, как она распахнула дверь в гостиную и увидела… Пятницу, в полном одиночестве спящего на диване. Окончательно сбитая с толку, мама уставилась на меня.
— Четверг, что происходит?
— Не знаю, с чего и начать, — ответила я, гадая, куда подевалась Мелани. Места в гостиной хватало, но не настолько, чтобы в ней могла спрятаться горилла.
Я просунула голову в дверь и увидела, что большое французское окно распахнуто. — Наверное, игра света.
— Игра света?
— Да. Можно?
Я прикрыла раму и замерла: Мелани на цыпочках шла по лужайке, прекрасно видимая из любого кухонного окна.
— Это ж какая должна быть игра света!
— Не знаю, — пробормотала я. — Ты не меняла тут шторы? Они какие-то другие.
— Нет. Почему ты не хотела, чтобы я заглядывала в гостиную?
— Потому… потому что попросила миссис Битти посидеть с Пятницей, а ты этого не одобрила бы, но теперь она ушла, и все в порядке.
— А-а, — протянула мама, наконец-то удовлетворенная ответом.
Я облегченно вздохнула. Пронесло!
— Господи! — воскликнул Гамлет, показывая в окно. — В саду горилла!
Все посмотрели туда, где Мелани замерла с занесенной над турецкими гвоздиками ногой. Она застенчиво улыбнулась и помахала нам.
— Где? — спросила мама. — Я вижу только очень волосатую женщину, которая на цыпочках пробирается по моим гвоздикам.
— Это миссис Брэдшоу, — прошептала я, сердито глянув на Гамлета. — Она иногда помогает мне с ребенком.
— Ну так зачем же держать ее в саду, Четверг? Позови ее! — Мама поставила сумку с покупками и наполнила чайник. — Бедняжка миссис Брэдшоу сочтет нас ужасно негостеприимными! Как думаешь, она не откажется попробовать кусочек кекса?
Гамлет с Эммой уставились на меня. Я пожала плечами, позвала Мелани в дом и представила ее маме.
— Очень приятно познакомиться, — сказала Мелани. — У вас очаровательный внук.
— Спасибо, — ответила мама, словно в этом была исключительно ее заслуга. — Мы стараемся.
— Я только что вернулась с Трафальгарского сражения, — обратилась я к леди Гамильтон. — Папа восстановил вашего мужа и обещал забрать вас завтра утром, в восемь тридцать.
— О! — воскликнула она, отнюдь не выказав ожидаемого восторга. — Это… замечательная новость…
— Да, — еще угрюмее поддакнул Гамлет, — восхитительная.
Они переглянулись.
— Пойду собираться, — сказала Эмма.
— Да, — подхватил Гамлет, — я тебе помогу. И они оба вышли из кухни.
— Что с ними такое? — спросила Мелани, беря предложенный кусочек кекса и усаживаясь в кресло, зловеще при этом заскрипевшее.
— Любовь, — ответила я.
Думаю, они и вправду были тогда влюблены.
— Кстати, миссис Брэдшоу, — начала мама, переключаясь на деловой тон, — я недавно стала агентом-распространителем косметической продукции, большая часть которой совершенно неприемлема для лысых — надеюсь, вы уловили, о чем я.
— О-о-о! — выдохнула Мелани, подаваясь вперед.
Уж она-то знала, как трудно бороться с волосами на лице — а как же, если ты горилла! — и при этом никогда не имела счастья побеседовать с консультантом по косметике. Под конец мама наверняка попытается всучить ей еще что-нибудь из пластиковой посуды.
Я поднялась наверх, где препирались Гамлет с Эммой. Леди Гамильтон заявила, что ее «дорогой адмирал» нуждается в ней больше всего на свете, а Гамлет стал настаивать, чтобы она ехала с ним в Эльсинор и «к черту эту Офелию». Эмма возразила, что это нецелесообразно, и тогда Гамлет разразился чрезвычайно длинной и маловразумительной речью, сводившейся, как я поняла, к сетованиям на несовершенства реального мира. Он, мол, оплакивает тот день, когда покинул свою пьесу, и уверен, что Офелия с Горацио обсуждали у него за спиной дела страны. Эмма растерялась, вообразив, будто он бранит ее Горацио, а когда принц объяснил, что речь идет о его Горацио, сменила гнев на милость и согласилась поехать с ним в Эльсинор, но тут уже Гамлет решил, что идея не блестящая, и пустился в очередные разглагольствования. Наконец даже Эмме это надоело, и она бочком выбралась на лестницу за пивом, а он и не заметил. Принц еще некоторое время поговорил сам с собой, а потом затих, так и не придя ни к какому решению — и слава богу, поскольку возвращаться-то ему было некуда.
Я как раз прикидывала, где бы раздобыть клонированного Шекспира и возможно ли такое вообще, когда услышала тихое хныканье. Я спустилась и увидела в дверях гостиной Пятницу. Он смотрел на меня, чуть растрепанный и немного сонный.
— Хорошо поспал, малыш?
— Sunt in culpa qui official deserunt mollit, — ответил сын, что я интерпретировала как: «Я спал хорошо и теперь не прочь перекусить, чтобы продержаться еще пару часов».
Я вернулась на кухню, ловя ускользающую мысль. Мама что-то такое мне сказала… Или Брекекекс… А может, Эмма? Я сделала Пятнице бутерброд с шоколадной пастой, и он тут же размазал ее по мордашке.
— Кажется, я нашла цвет, который вам понравится, — щебетала мама, доставая серый лак, идеально сочетавшийся с черной шерстью Мелани. — Боже мой, какие шикарные ногти!
— Я уже не копаю так часто, как прежде, — с некоторой ностальгией сказала Мелани. — Траффорду это не нравится. Он опасается, что пижоны-соседи начнут шептаться.
Сердце у меня екнуло, и из груди вырвался невольный крик: