— Так какого черта вы заставляете себя ждать?
Наверное, впервые в жизни Белинда настолько опешила, что не нашлась, что ответить.
Пока они поднимались в номер «Триша Йейтс», Бренди не сказала ни слова. Из рекламного проспекта Белинда узнала, что стеклянные стены лифта меняют цвет в соответствии с настроением тех, кто в нем едет. Она вспомнила некоторые цвета: черный для плохого настроения, желтый для счастья, красный для порочных мыслей. Белинде стало не по себе, когда она увидела рядом с Бренди ожидаемую черноту грозового неба, в то время как с ее стороны лифт, точно интерпретировав отношение к предстоящему интервью, подозрительно алел. Всю дорогу она старалась как могла прикрыть стену собой и облегченно вздохнула лишь тогда, когда лифт остановился на нужном этаже.
— Белинда Блок, — объявила Бренди, открывая похожую на тюремную дверь напротив лифта.
— Блэк! — раздраженно поправила ее Белинда.
У нее тотчас же заслезились глаза от мощного жасминового аромата, который, как цунами, выплеснулся из открывшейся двери и отбросил ее назад. Белинда заморгала, ослепленная ярким солнечным светом, отражающимся от огромного белого дивана и светлого дерева паркета. Внутри все было настолько бесцветным, что она не сразу смогла разглядеть обитателей. Лишь когда ее глаза привыкли к яркому свету, Белинда различила что-то похожее на сияющую фигуру, облаченную во все белое, сидящую посреди комнаты на сверкающем полу.
Шампань Ди-Вайн, однако, не просто сидела. Ее тонкие, изящные руки были сцеплены друг с другом, а длинная нога в белой штанине, закинутая через локоть на шею, покоилась на плече. Такая поза показалась Белинде чрезвычайно неудобной, однако на лице Шампань было написано безмятежное спокойствие. Глаза у нее были закрыты, а на устах витала блаженная улыбка.
При мысли о том, насколько безукоризненно красива Шампань, пусть и застывшая в нелепой позе, у Белинды к горлу подступила тошнота ревности. Тело Шампань было стройным и гибким, как у танцовщицы, за исключением знаменитого пышного бюста, на целый размер превосходившего то, чем могла похвастаться Белинда, и державшегося без видимых вспомогательных приспособлений. Поразительно упругая грудь поднималась над узкой грудной клеткой двумя футбольными мячами. На Шампань были мешковатые белые борцовские брюки и обтягивающая белая куртка, с трудом вмещавшая грудь и заканчивающаяся на добрых двенадцать дюймов выше талии, открывая акры загорелого мускулистого брюшного пресса и плоский пупок, проткнутый серебряной серьгой.
Пальцы рук были унизаны кольцами — затейливыми серебряными и другими, своим ослепительным блеском намекающими на то, что в деле возвращения добра миру существуют весьма строгие ограничения. Маленькие серебряные колечки были у Шампань и на пальцах ног. Ее белые, как лед, волосы низвергались светлыми струями на плечи, а лицо обладало совершенной красотой — кремовая кожа, высокие скулы, правильный овал без острых углов, ни одной морщинки или пятнышка — если не считать небольшого алмаза, сверкающего между бровями. Одним словом, Шампань обладала той внешностью, которая, по мнению Белинды, достигалась только после долгого ретуширования на компьютере. Что хуже, ее красота выглядела естественной и, судя по всему, давалась Шампань без каких-либо усилий. По крайней мере, на расстоянии ее лицо казалось девственно лишенным косметики.
— Проходите и садитесь, — проскрежетала Бренди. — У вас есть десять минут.
Десять минут! А обещали сорок! Вспыхнув от негодования, Белинда повернулась было к Бренди, собираясь спорить, но тотчас же передумала, увидев ее суровое лицо. Давая выход переполняющей ее ярости, она плюхнулась на диван.
— Не сюда, — прорычала Бренди. — Сюда.
Она указала на пол напротив Шампань. Белинда, не сидевшая на полу с детского сада, неуклюже опустилась вниз, зацепившись коленями в колготках-сеточках за паркет и проклиная упрямую мини-юбку, больно впившуюся в бедра. Оставалось надеяться, что ее не заставят закинуть ногу за шею.
Глаза Шампань по-прежнему были закрыты. Белинде захотелось узнать, действительно ли она поглощена изучением тайн мироздания? Или просто потеряла сознание, оглушенная невыносимым сочетанием благовоний, мерцающих по всей комнате ароматизированных свечей и запаха белых лилий, красующихся в огромных вазах на всех подоконниках?
Пытаясь совладать с перегрузкой органов чувств, Белинда лихорадочно искала, с чего бы начать разговор.
— Мисс Ди-Вайн, вы позволите спросить… Шампань, поморгав, открыла глаза. Белинда почувствовала, как за считанные секунды зрачки, зеленые и ослепительные, как лучи лазера, придирчиво оглядели ее с ног до головы. Наконец безукоризненно точеные губы изогнулись в едва заметной улыбке.