И все же Грейс подозревала, что граф Джанкарло Эугенио Альбиони Грациози ди Сфорца-и-Висконти, если рассматривать его как потенциального зятя, должен был разочаровать ее мать.
Во-первых, пока все ели первое, он не произнес ни слова. Сейчас, когда подали второе, граф погрыз кусок мозговой кости, театрально закатил глаза, поморщился и осторожно положил вилку рядом с тарелкой. Заметно побледнев даже под слоем загара, он с трудом сглотнул, тихо застонал и промокнул уголки рта огромной льняной салфеткой.
Наконец, судя по всему, с огромным трудом, граф заговорил.
— Вам нравится в Венеции? — бесхитростно заметил он. — Очень хорошо, что ваши родители работают в консульстве. Столько возможностей осмотреть достопримечательности.
Грейс едва сдержала печальный вздох. Сегодня она просидела весь обед в полутемном зале консульства, решительно повернувшись спиной к соблазнительному Аиду дворца Кадоро на противоположном берегу Большого канала, слушая пространное повествование об операции на бедре, перенесенной матерью третьего секретаря посольства. Чай прошел в обществе суетливого младшего секретаря министерства иностранных дел, говорившего о невозможности достать настоящий «Эрл Грей» к востоку от Гарвича. Единственным светлым пятном явилось лишь то, что леди Армиджер была слишком занята и не успела ни словом обмолвиться о разрыве с Сионом: впрочем, быть может, она решила дипломатично молчать об этой щекотливой теме, хотя это было на нее совсем не похоже.
— О да, — осторожно ответила Грейс. — Я успела хорошо осмотреть город. — Она помолчала, пытаясь придумать какое-нибудь остроумное замечание. — Например, сегодня утром я обратила внимание, что толстые деревянные треноги в воде очень похожи на пучки цветной капусты.
Гладкий оливковый лоб графа пересекли морщины недоумения.
— Вы хотите сказать, брокколи?
— Да, наверное. Эти шесты, между которыми плавают лодки. Отмечающие глубокие места…
— Граф, какое живое воображение, вы не находите? — окликнула его с противоположного конца стола леди Армиджер. — Мы все не сомневаемся, что Грейс станет очень знаменитой писательницей. Новым Мартином Эмисом, не меньше.
Грейс залилась краской. Ее мать не могла — или не хотела, понять, что работа в издательском бизнесе вовсе необязательно подразумевает литературное творчество.
Граф снова осторожно поднес вилку ко рту. Его лицо тотчас же исказилось от мучительной боли, и он опять промокнул тонкие алые губы салфеткой. Грейс озадаченно ткнула вилкой в неуступчивую поверхность мозговой кости. Блюдо показалось ей вполне нормальным. По крайней мере, ничуть не хуже, чем обычно.
— Вы говорили о Мартине Эмисе, — вдруг с жаром произнес граф.
— Да?
— Я им восхищаюсь, — морщась от боли, произнес граф. — Восхищаюсь его беспримерным мужеством.
Грейс кивнула.
— Да, Эмис не боится поднимать в своих произведениях самые спорные темы. Взять, к примеру, его автобиографию…
— Нет-нет, я имею в виду не книги. — Широко раскрыв рот, граф возбужденно указал на свои черные, кривые зубы. — Видите ли, я очень боюсь зубных врачей. Я восхищаюсь Эмисом за то, что он сделал со своими зубами.
После этого граф, размахивая руками и закатывая глаза, пустился в пространное повествование о муках, которые ему пришлось претерпеть в зубоврачебных кабинетах.
— …и тогда врач мне говорит: «Посидите спокойно, пока я буду обтачивать ваш зуб». Он будет обтачивать мой зуб! Вы можете себе представить?
Грейс никогда так не радовалась установленному леди Армиджер обычаю на пудинг пересаживать всех гостей. После душещипательного рассказа графа о своих ортодонтозных страданиях она испытала облегчение, оказавшись во время десерта рядом с представителем Британского киноинститута по имени Говард, приехавшим для участия в работе Венецианского кинофестиваля.
— Как здорово! — воскликнула Грейс. — Кажется, я где-то читала, что на фестиваль приедет Ред Кемпион?
Говард прищурил глаза, скрытые толстыми стеклами очков.
— Для устроителей это будет настоящим кошмаром.
Грейс была заинтригована.
— Вот как? Сотни восторженных поклонниц, забрасывающих его трусиками?
Говард драматично вздохнул.
— Ну да, и это тоже. Но на самом деле главная проблема заключается в том, что Рассел Кроу тоже здесь.
— А что в этом плохого?