— Бенсон, сэр, — подсказал тот.
Его терпеливый вид свидетельствовал о том, что ему приходится делать это несколько раз на день.
— Я ведь все забываю, не так ли… э… Бенсон?
— Да, сэр.
— Поэтому я везде написал свое имя, — добавил Стоун. — Даже на дне бассейна. Можешь выглянуть на улицу.
Белинда послушно подошла к окну. Перед домом расстилалась идеально ухоженная лужайка, посреди которой был устроен плавательный бассейн. На голубом мозаичном дне желтым были выведены две неизменные буквы, но внимание Белинды привлекло не это. Бассейн, длинный, прямой и заканчивающийся круглым расширением, имел форму полового члена. Для полноты сходства на самом краю расширения пенилась джакузи.
— Во всем мире это единственный бассейн, имеющий такую форму, — с гордостью объявил Стоун.
— Могу себе представить.
— Ни у кого нет бассейна в виде микрофона. Ни у кого. Правда… э… как вас там?
— Бенсон! — хором подсказали Белинда и дворецкий.
— Хочешь подняться наверх? — предложил Стоун.
Белинда последовала вверх по лестнице за тощими волосатыми ногами, торчащими из-под распахнутого халата, чувствуя, как в ней борются торжество и отвращение. Убедившись, что диктофон у нее в кармане работает, она подумала, что толку от него не будет никакого. Здесь нужен не журналист, а медиум.
Стоун провел ее в комнату, судя по всему, в свое логово. Там друг напротив друга стояли два больших кожаных дивана, разделенных новыми бескрайними просторами ковров с монограммами. Вдоль одной стены стояли шесть электрогитар, на другой висела большая картина, преимущественно в черных тонах.
— Купил ее миллион лет назад, — заметил Стоун.
У Белинды пробудился интерес.
— Чья это работа?
Будем надеяться, какого-нибудь очень знаменитого художника, и очень дорогая.
— А я откуда знаю, черт побери? — пожал плечами Стоун.
Белинда посмотрела на большую фотографию в рамке, изображавшую заставленный яхтами причал.
— Это Монте-Карло? — спросила она.
Стоун снова пожал плечами.
— Может, и Монте-Карло. Кажется, я жил там с одной из своих жен. Пойдем я лучше покажу тебе свой гардероб.
Белинда прошла следом за ним в дверь в глубине логова, за которой оказалось небольшое помещение, забитое яркими, крикливыми сценическими нарядами.
— Я хочу, чтобы меня запомнили за мой вкус, — объявил Стоун, демонстрируя ослепительно-яркую желто-зеленую куртку и костюм из перьев, расшитый фальшивыми бриллиантами.
Белинда громко рассмеялась, но быстро умолкла, заметив, что Стоун остается совершенно серьезным.
— О, надеюсь, запомнят, — заверила она его, стараясь оторвать зачарованный взгляд от крохотных золотистых шорт, надетых под халатом.
— Я очень внимательно слежу за модой, — добавил Стоун. — Я хочу всегда выглядеть шикарно. И одеваюсь стильно.
Слушая его, Белинда заметила, что последнюю пластическую операцию он перенес на веках. Совершенно очевидно, что она оказалась не слишком удачной. Похоже, Стоун начисто лишился способности моргать.
Они вернулись в логово. Указав на один из диванов, Стоун быстро запер дверь и спрятал ключ в карман.
— Мы ведь не хотим, чтобы нам помешали, правда? — он продемонстрировал волчий оскал. — Это может прервать поток моих воспоминаний. — Он наклонился к Белинде, звеня медальонами. — Расскажи, чем тебя возбуждают интервью со звездами?
Белинде пришлось сделать над собой усилие, чтобы справиться с приливом внезапной тошноты.
— Я надеюсь прикоснуться к их волшебству, — пробормотала она, моля бога о том, чтобы Брайан Стоун не прикоснулся к ней чем-нибудь другим. По крайней мере, до тех пор, пока у нее на пальце не появится обручальное кольцо.
Глаза Стоуна вспыхнули огнем.
— Знаешь, в свое время я был кобель.
Белинда судорожно перевела дыхание. Со своего места она видела лишь кабели, подключенные к электрогитарам.
Собравшись с духом, она достала блокнот.
— Итак, ваша жизнь началась в лондонских трущобах. Надо признать, с тех пор вы проделали большой путь.
Стоун обреченно поднял брови.
— Знаешь, мы тогда жили так бедно, что ничего вокруг не видели. По крайней мере, я так читал во всем, что про меня написано… Слушай, а нам обязательно нужно в этом копаться?
Белинда попыталась изобразить сострадание.
— Нет, если эти воспоминания причиняют вам боль, — пробормотала она, глядя на Стоуна с деланым сочувствием.
— Да дело вовсе не в этом. Скорее, в том, что я ровным счетом ничего не помню. Но вот сейчас, когда ты упомянула про боль…