Иное дело господин Хлопонин. Ему был нужен зритель. И этим зрителем оказался я. Если бы меня не было, то он бы и дальше стоял у железнодорожных касс города Владивостока, изливая в себя потоки ненависти к новой власти и проговаривая про себя трагические монологи, подходящие к этой ситуации. В присутствии зрителя простой обыватель превратился в грозного комиссара Конвента французской революции, собирающего силы под тень красного фригийского колпака. И он играл так вдохновенно, что ему поверили все, с кем он столкнулся, несмотря на всю глупость произносимого им монолога. Он правильно понял то, что в революции оценивается не смысл фразы, а сила голоса, с которой она сказана. Трудности дороги, их равное распределение между нами, еще более сплотили нас, и мы стали практически родственниками, работающими на общее благо, не оценивая, кто из нас сделал более или менее для общего благополучия. Вот это друг, на которого я могу надеяться, хотя он один знает о том, что в моей одиссее не все благополучно с фактами. Но он оценивает меня как просто человека, не влезая в мою душу.
О том, что НКВД держит меня в поле своего зрения, может свидетельствовать и факт "случайной" встречи с сослуживцем по 27 пехотному Его Императорского Величества полку бывшей российской армии.
В один из дней по дороге с работы домой ко мне бросился мужичок в брезентовом плаще, с вожжами через плечо и с самокруткой в руке. Обнимая меня, он радостно говорил:
– Ванюша, друг, как я рад, что встретил тебя. Неужели, думаю, остался один на белом свете от нашего 27 пехотного полка. Никого больше не видел, тебя первого встретил. Помнишь, как я учил тебя запрягать лошадь в военную повозку, а Орлик тебя все лягнуть пытался. Ну, давай, рассказывай, как ты живешь, где работаешь, что делаешь, а мы в это время к чайной пойдем. Встречу вспрыснуть полагается.
Деловито тараторя, он тянул меня за рукав в сторону чайной. Чайной она называлась по-старому, когда в нынешней столовке собирались ломовые извозчики пообщаться, похлебать щей и действительно попить чай с бубликами и баранками, наливая чай в блюдца и держа их пятью пальцами против лица и рта. В советское время чайная превратилась в обыкновенную забегаловку, где можно было взять кусок колбасы и хлеба для принесенной с собой выпивки. Солидная публика туда не заглядывала, но все темные дела вершились в чайных, оставшихся нам в наследство как пережитки старого режима.
Люди, пробывшие в воинской части не более трех месяцев, никому не запоминаются, как опавшие с дерева листья, если они не совершили выдающегося подвига, отмеченного изданием агитационно-патриотической картинки в назидание потомкам.
Я стал размышлять. В начале 1917 года мне было уже 22 года, а по российским документам - 19. Сегодня мне уже за тридцать, а по документам мне меньше лет. Мужичок был примерно моего возраста, если не моложе, несмотря на затрапезный, как говорят, деревенский вид (без какого-либо оскорбления жителей сельской местности). Следовательно, и он был лопух-лопухом в части и не мог кого-то учить уму-разуму. За десять и более лет люди меняются сильно и во внешности и в характере. Я точно знаю, что у меня практически не могло быть сослуживцев по царской армии, которые меня могли помнить. А, если кто-то и помнил, то вряд ли бы смог опознать в солидном инженере молодого парнишку-ездового с квадратными глазами, не понимающего, что он делает среди разрывов снарядов и мечущихся в разные стороны лошадей. По всем показателям, сослуживец-то подсадной. Все, что ни скажешь, ляжет на бумагу и будет скрупулезно проверяться. Доказывать чего-то и выяснять нельзя. Надо нападать, а там посмотрим:
– Ты кого сослуживцем называешь, белогвардейская морда? Меня, красного армейца, который за Советскую власть кровь проливал? Водкой хочешь подпоить, чтобы я тебе помогал против Советской власти бороться? Да я тебя сейчас в порошок сотру. Ты у меня сейчас до британских морей на брюхе поползешь. Никакие тебе Керзоны не помогут. А, ну, проваливай отсюда…
Мужичок оторопел и исчез также незаметно, как и внезапно появился. Сослуживец или старый знакомый за такие слова мог и по физиономии дать или бы возмутился другим способом. Спасибо тебе, мужичок, не даешь расслабляться и чувствовать себя в полной безопасности.
А ведь такие мужички не к одному мне подходили. Мне понятно, что я постоянно должен чувствовать опасность провала или разоблачения. А что говорить о простых гражданах Советской России. То тут, то там появляются сообщения о разоблачении иностранных шпионов, вредителей, кулаков и подкулачников, недобитых белогвардейцев и бандитов. Война давно закончилась, но Россия по-прежнему представляет собой арену кровавой борьбы. Партийные руководители и агитаторы на всех политбеседах рассказывали об усилении классовой борьбы в период строительства социализма. Мы даже и не представляли масштабов этой классовой борьбы.
Работая над статьей о способах передачи крутящего момента и прочности конструкций, применяемых в авиации, я как-то взял подшивку газеты "Правда" за 1928 год. Официальный орган Коммунистической партии Советского Союза сообщал страшные вести, если их читать не от случая к случаю, а регулярно, или подшивками, как я.
Пленум ЦК (Центрального комитета) и ЦКК (Центральной контрольной комиссии) ВКП (б) в апреле 1928 года рассмотрел "шахтинское дело" и констатировал, что органами вскрыты новые формы и новые методы борьбы буржуазной контрреволюции против пролетарского государства, против социалистической индустриализации.
Все началось с того, что в конце 1923 года жена главного инженера Кадиевского рудоуправления в Донбассе Гулякова, порвавшая отношения с мужем, явилась в ГПУ и сообщила, что ее муж занимается экономическим шпионажем. Она рассказала, что по поручению своего мужа несколько раз ездила в Харьков к представителю польского консульства Ружицкому, передавала ему сведения о состоянии угольных шахт Кадиевского рудоуправления и получала от него крупные суммы денег, которые распределялись затем среди работников рудоуправления.
Сам факт вызывает сомнения в здравости ума этой женщины, но уголовное дело было заведено и рассматривалось Верховным судом Украины в июле 1924 года. Свидетели рабочие на суде рассказали о недобросовестности господина Гулякова и его сообщников к своим служебным обязанностям и бездействии. Месяцами вредители не посещали мест разработки угля. В рудоуправлении добывались только худшие сорта угля, лучшие же оберегались. Господина Гулякова за это суд приговорил к десяти годам лишения свободы, а его сообщников-разгильдяев к лишению свободы на срок от двух до семи лет. Меня в этих районах не было и, я думаю, не было и моих коллег.
Как сообщалось в прессе, дальнейшее наблюдение органов ГПУ дало возможность вскрыть вредительские группы и в других районах Донбасса. В 1927-1928 годах чекисты арестовали группу специалистов угольной промышленности Донбасса, связанных с капиталистами-белоэмигрантами.
В сообщении прокурора Верховного суда СССР от 12 марта 1928 года говорилось, что работа раскрытой контрреволюционной организации, действовавшей в течение ряда лет, выразилась в злостном саботаже и скрытой дезорганизаторской деятельности, в подрыве каменноугольного хозяйства методами нерационального строительства, ненужных затрат капитала, понижения качества продукции, повышения себестоимости, а также в прямом разрушении шахт, рудников, заводов и т.д. Вредительской работой руководил "Харьковский центр", состоявший из инженерно-технических работников советского хозяйственного объединения "Донуголь". Деятели Харьковского центра, являясь одновременно ответственными работниками "Донугля", удобно могли направлять работу советских шахт и рудников по вредительскому руслу. В итоге: 4 подсудимых оправдали, 4 - приговорили к условному наказанию, 10 - к сроку от 1 до 3 лет, 21 - к сроку от 4 до 8 лет, 3 - к десяти годам лишения свободы, 11 человек - к высшей мере - расстрелу. Шесть человек из приговоренных к расстрелу были помилованы и им определен срок наказания в 10 лет лишения свободы. А пять человек расстреляли в назидание другим.