— Есть такое, — осторожно признал я.
— Дохлый номер!
— Почему это? — спросил я, хоть и понимал, что никто не стал бы выдёргивать меня в Новинск лишь для того, чтобы сразу отпустить обратно.
Федора Васильевна, очевидно, сочла вопрос глупым и потому его проигнорировала, перешла к делу.
— Работать будешь в палате интенсивной терапии с четырёх до восьми. Суббота и воскресенье — свободные дни.
Я озадаченно хмыкнул, поскольку в полученном от ассистентки Звонаря графике дежурств продолжительность смен обозначена не была.
— На полставки, получается? — уточнил я на всякий случай.
— На полную, — возразила Федора Васильевна. — В интенсивной терапии час за два идёт. Сам всё увидишь.
И да — увидел. Жарко в отданной на моё попечение палате отнюдь не было, но присматривавший там за пациентами интерн оказался мокр как мышь — он самым натуральным образом обливался потом и на выход двинулся нетвёрдой походкой вусмерть уставшего человека.
— Завтра приходи пораньше, чтобы успеть истории болезни просмотреть, — с неудовольствием выговорила мне Федора Васильевна. — Давай! Читай! Я понаблюдаю за больными пока.
Пациентов в палате было четверо — все молодые люди от двадцати пяти до тридцати лет, все то ли без сознания, то ли погружены в медикаментозный сон, и определённо не сотрудники ОНКОР, а доставленные из столицы штатские. У каждой койки на спинках висели медицинские книжки, я взялся листать одну и обнаружил внутри записи о текущем состоянии энергетических каналов и узлов, а также план приведения их к нормальному состоянию.
— Макар Демидович сказал, ты разберёшься, — заметила Беда, переходя от одного пациента к другому.
Разобраться в диагнозе и в самом деле труда не составило, я даже понял, какого рода требуется воздействие, но отнюдь не был уверен, что сумею его должным образом осуществить. Это терапевтическое вмешательство в силу своей комплексности показалось куда сложнее тех заданий, которые мне поручали на обратном перелёте в Новинск.
— Да тут всё элементарно! — заявила Федора Васильевна, от которой моё замешательство не укрылось.
Я ей не поверил. Никто час за два просто так засчитывать не станет, да и мой предшественник за свою смену вымотался почище сталевара в горячем цеху, а ведь у него диплом о высшем образовании имеется!
— Приступай! — поторопила меня Беда. — С анамнезами остальных потом разберёшься!
Попытка потянуть время определённо закончилась бы нагоняем, и я медлить не стал, положил ладони на грудь молодого человека с бритой головой, закрыл глаза, сосредоточился и почти сразу ощутил отклик его внутренней энергетики. Соотнести её состояние с описанием из медкнижки оказалось гораздо сложнее, но тут помогло моё зачаточное ясновидение и богатый опыт самолечения.
Когда в голове сложилась полная картинка, я отыскал уже наметившиеся отклонения от нормы и выправил их одним воздействием — точечным и точным. Отступил в сторону, уступая место Федоре Васильевне, та оценила мою работу и фыркнула:
— Говорю же — элементарно всё!
Я перешёл к следующему пациенту, наскоро пролистал его историю болезни, куда внимательней изучил схемы назначенных ему терапевтических воздействий и после недолгой подготовки откорректировал намеченные к выправлению девиации. С оставшимися двумя операторами проблем тоже не возникло, а после похвалы Федоры Васильевны я окончательно уверился в том, что мой предшественник просто не подходил для этой работы по причине низкой квалификации или же в силу недостаточной чувствительности.
Тут же всё и вправду элементарно!
Согласно записям, все пациенты прошли инициацию на семнадцатом румбе пятого витка, в силу чего нормальное состояние их внутренней энергетики за исключением каких-то совсем уж незначительных нюансов подпадало под единый шаблон, да и патологии оказались предельно схожи. Надорвались все. От меня требовалось лишь переходить от одного подопечному к другому и с помощью однотипных воздействий приводить их энергетику к норме.
Только и всего!
Подвох заключался в том, что делать это требовалось беспрестанно. Только я закончил с четвёртым больным, как уже снова понадобилось заняться первым из пациентов. И так по кругу все четыре часа подряд! Как белка в колесе!
Более того — сколько я ни старался соблюдать единообразие, всякий раз воздействия чуть разнились по интенсивности, направленности и точкам фокусировки, а это неизбежно приводило к новым отклонениям, которые приходилось выправлять, тратя дополнительное время и силы.