С КОГО ПОЛУЧИТЬ ПРИКАЖЕТЕ?
СТРАТЕГИЯ КИПУЧЕГО ПОЛЕХОДСТВА
Драйгольм, 1 апреля. Сегодня в празднично украшенном зале городской ратуши состоялось торжественное вручение Мобелевской премии министру Колесно-гусеничного полеходства Чижевскому за выдающиеся заслуги по несозданию гусеничного полехода П-250. После церемонии не наш корреспондент взял интервью у лауреата.
Корреспондент. — Уважаемый министр, насколько мне известно, вы первый человек, удостоенный столь высокого международного признания за несоздание. Неужели у вас не было предшественников?
Министр. — Вы мне льстите: не я первый, не я последний. Не возьму на себя смелость утверждать, что я первооткрыватель эффективной системы несоздания. Сколько не создано станков, автомобилей, компьютеров, холодильников, стиральных машин, новых моделей одежды и обуви! Да что говорить, куда ни кинь взгляд от края и до края нашей страны — что-нибудь да не создано. Другое дело, что не созданный нашим министерством полеход (иногда его называют иностранным словом «трактор») был задуман двадцать лет назад как лучший в мире. А не-создание чего-нибудь лучшего в мире — это, конечно, достижение серьезное. Сами понимаете, Мобелевские премии случайно не даются.
К. — А скажите, трудно было не создать полеход за двадцать лет?
М. — Да уж непросто. Но мы легких путей и не ищем. Скажу одно: возглавляемое мною ведомство сделало все, чтобы его не сделать.
К. — А кто вам помогал конкретно?
М. — Конечно, в этой двадцатилетней битве за несоздание полехода мы не были одиноки. Плечом к плечу с нами, в одном строю стояли ведомства-сонеисполнители. Народ все больше проверенный, не подвели. Одни не создали соответствующий двигатель, другие — эластичную гусеницу, третьи — электронную начинку. Но основная тяжесть несоздания легла на наши плечи.
К. — Двадцать лет — срок немалый. Наверное, накоплен солидный опыт по несозданию, которым вы могли бы поделиться?
М. — Что же скромничать, есть что рассказать. У каждого большого дела должны быть свои стратегия и тактика. Стратегически крайне важно с самого начала непомерно усложнить задачу. Возьмем тот же полеход П-250. Сначала мы его не делали в Харькове, продолжили неделание в Волгограде, а с 80-го года успешно не делаем на Алтайском заводе, расположенном в городе Рубцовске.
К. — А чем вам приглянулся этот малоизвестный населенный пункт на Алтае?
М. — Этот город оказался, пожалуй, самым подходящим для неделания лучшего в мире полехода. Ведь в нашей стратегии важное место занимает наличие объективных причин. А в Рубцовске их хоть отбавляй: новые цеха не построишь — слаба строительная база; город небольшой — лишней рабочей силы нет; с конструкторскими кадрами тоже не густо… С такими козырями я что угодно берусь не создать. Вот такая стратегия.
К. — Ну, а тактика?
М. — Вопрос, как говорится, интересный. ТАКТИКА КИПУЧЕГО ПОЛЕХОДСТВА разрабатывалась и совершенствовалась нами все эти двадцать лег. Тут главное, чтобы вопрос кипел, — так помаленьку и выкипит. Как можно больше расширенных коллегий, узких совещаний, шумных заседаний, ученых и неученых советов.
Очень, знаете ли, помогает кипению. Бумагу ни в коем случае не экономить: строгие приказы, мудрые указания, очень служебные записки — все это должно быть в изобилии. Прекрасное дело — кадровые перестановки. Только работник в курс войдет, а мы его — бац! — и снимем. Исключительно эффективны выговоры: начиная с третьего, человек к ним так привыкает, что после такой воспитательной меры стремится еще более кипуче ничего не делать.
К. — Складывается впечатление, что сдвинуть вас с избранного пути несоздания полехода П-250 невозможно. Так ли это?
М. — Скажу откровенно: поначалу мы опасались, что ускорение и перестройка сдвинут. Но СТРАТЕГИЯ И ТАКТИКА КИПУЧЕГО ПОЛЕ-ХОД СТВ А пока не подводят. Ускорение мы успешно бьем козырями объективных причин, да и с перестройкой все в порядке. Узкие совещания переименованы в расширенные коллегии, тихие советы сменились шумными заседаниями, вместо трехстраничного приказа — решение на десяти листах. Уровень кипучести повышается на глазах.
К. — А гласность не мешает?
М. — Бывает, ваши коллеги-журналисты задают бестактные вопросы. Над полеходством нашим насмешничают. Но нет худа без добра. Резко повысилась отписочная квалификация управленческого аппарата. Сегодня любой управленец пишет за рабочий день по три отписки на самые полехододробительные статьи. Как говорится, у вас гласность, а у нас несогласность.
К. — И все-таки вы твердо уверены, что выход полехода П-250 на поля полностью исключен?
М. — Ответственно заявляю: ни в этом, ни в следующем году мы не дадим потоптать родные поля гусеницам лучшего в мире полехода П-250. Я уже говорил: мы сделали все, чтобы его не сделать. Сегодня, как и позавчера, мы так и не создали для него надежного дизеля. Так же, как и двадцать лет назад, нет окончательной компоновки полехода, параметры машины по-прежнему не удовлетворяют заказчика. Все еще не построены новые цеха в Рубцовске. Идея несоздания продолжает планомерно осуществляться. Хлеборобы Кубани, картофелеводы Рязани, хлопководы Узбекистана могут быть спокойны.
К. — А как насчет конкуренции со стороны зарубежных фирм? Грозит или не очень?
М. — До недавнего времени имелся опасный конкурент — американский трактор «Челленджер-65», по всем своим параметрам примерно равный нашему лучшему в мире полеходу. Но теперь нет повода для волнений: «Челленджер-65» проиграл большой марафон несоздания. Не хватило за океаном выдержки, не утерпели господа — создали.
К. — Большое спасибо за интервью. Я надеюсь, что теперь у читающей публики не осталось никаких сомнений в справедливости присуждения именно вам столь высокой награды. Остается только пожелать дальнейших успехов на пути несоздания лучших в мире полеходов.
НЕЛЕГАЛЬНЫЙ РЫЦАРЬ
Вечером по телевизору он смотрел фильм о бюрократах. Они ездили в черных «Волгах», в конспиративных саунах пили взяточный коньяк и принимали вредные управленческие решения. Утром, в метро, он прочел статью о бюрократах. Они протирали штаны в кабинетах, пили чай с сушками и никаких решений не принимали. Сидевший рядом гражданин разглядывал карикатуру в журнале. На ней был изображен бюрократ в пыльных нарукавниках, уныло перекладывающий бумажки из одной гигантской стопы в другую.
Наш герой нарукавников не носил. Чай пил только в неслужебное время, а коньяк — по праздникам, отстояв в километровой очереди и расплатившись своими кровными. «Волги» и сауны ему не снились даже во сне. Потому что снились ему твердо налаженная отчетность и квартальная премия в размере восьми процентов от установленного должностного оклада.
За этот оклад он ежедневно от девяти до восемнадцати раскалял пылающим ухом телефонную трубку, исписывал килограмм исходящих и просматривал полтора кило входящих. Кроме не очень большого оклада и глубокого чувства удовлетворения, эта работа приносила ему иногда и разнокалиберные радости. Малую радость он испытывал, когда на неожиданный вопрос начальника: «А как обстоят дела с унификацией персонификации на заводах нашего главка?» — мгновенно отбарабанивал: «Повысилась на 2,8 процента, Иван Иваныч». А лихой ответ самому замминистра, вдруг заинтересовавшемуся удельным весом юкагиров среди руководящих работников нижнефердышенского нефтепроливного завода, доставлял радость большую. Он переполнял душу чувством собственной значимости и высокой информированности.