Лошади оказались настоящим чудом. Спустившись с двуколки, Люсинда не смогла устоять перед желанием пройтись вдоль ряда денников. Она гладила тянувшиеся к ней бархатистые морды, восхищалась грациозными линиями и крепкими мускулистыми формами. Даже ее неопытному взгляду было ясно, что перед ней одни из лучших лошадей Англии.
Разговаривая с Хэмишем, Гэрри следил за ней, несколько приободренный ее благоговейным восхищением. Дойдя до конца ряда, она повернулась и увидела, что он смотрит на нее. Чуть задрав носик, она направилась к нему.
— Так мы выставляем кобылу?
Гэрри неохотно перевел взгляд на лицо Хэмиша. Его главный конюх также следил за Люсиндой Бэббакум, но не с восхищением, какого она заслуживала, а, скорее, с ужасом. Когда Люсинда подошла ближе, Гэрри протянул руку, и она тут же положила пальчики на его рукав.
— Да, если ее нога зажила.
— Хорошо. — Хэмиш почтительно поклонился Лкэсинде. — Похоже, зажила. Только хорошая пробежка покажет. Я велел жокею просто не мешать ей бежать. Нет смысла выжимать из нее все, пока она еще слаба.
Гэрри согласился:
— Я сам поговорю с ним.
Хэмиш кивнул и исчез с живостью человека которого нервируют любые особы женского пола, если только это не лошади.
Подавив усмешку, Гэрри вопросительно приподнял бровь.
? Мне показалось, что вы обещали не отвлекаться на лошадей?
Она уверенно и спокойно взглянула на него.
? Тогда вам не следовало показывать своих. Это самые прекрасные лошади, каких я когда-либо видела.
Гэрри не смог подавить улыбку.
? Но вы еще не видели лучших. Эти — двух — и трехлетки. На мой взгляд, старшие более грациозны. Пойдемте, я покажу вам.
Она с готовностью согласилась пройти к ряду денников напротив и искренне и даже с некоторым почтением стала восхищаться их обитателя — жеребцами и кобылами. Гнедой жеребец в конце ряда доверчиво перегнулся через низкую дверь стойла, чтобы обнюхать карманы Гэрри.
— Это старина Крибб — настойчивый, дьявол. Все еще бегает с лучшими, хотя спокойно мог бы уйти на заслуженный отдых и почивать на лаврах.
Люсинда погладила морду жеребца, а Гэрри прошел к бочонку у стены.
— Вот, — сказал он, возвращаясь, — покормите его.
Люсинда взяла три сушеных яблока и засмеялась, когда Крибб осторожно слизал их с ее ладони.
Гэрри поднял глаза и увидел Долиша, завороженно замершего на пороге сбруйной. Оставив Люсинду с Криббом, Гэрри подошел к нему.
— В чем дело?
Теперь, правда, стало ясно, что Долиш таращится на его спутницу, а не на него.
— Господи милостивый, это случилось!
Гэрри нахмурился.
— Вздор!
Долиш жалостливо посмотрел на него.
— Вздор, говорите? Вы сознаете, что это первая женщина, которой вы вообще показываете своих лошадей?
— Это первая женщина, которая проявила к ним интерес, — надменно заявил Гэрри.
— Ха! Можете складывать оружие, хозяин: вы — конченый человек.
Гэрри обратил глаза к небу.
— Если хочешь знать, она никогда прежде не была на скачках и ей стало любопытно… вот и все.
— Ха-ха. Это вы говорите. — Долиш бросил долгий разочарованный взгляд на стройную фигуру у денника Крибба. — А я говорю, что вы можете придумывать любые оправдания, вывод будет тем же.
Печально качая головой и бормоча что-то себе под нос, Долиш удалился в сбруйную.
Гэрри не знал, смеяться или сердиться. Он оглянулся на женщину, нежно разговаривающую с его любимым жеребцом. Если бы не тот непреложный факт, что скоро они окажутся в окружении множества людей, он, возможно, и согласился бы разделить пессимизм своего преданного слуги. Но пока они остаются на виду у толпы, он в относительной безопасности.
Гэрри подошел к Люсинде.
— Если мы сейчас покинем конюшню, то успеем к первой скачке.
Она улыбнулась, соглашаясь, и положила ладонь на его руку.
— Та лошадь, о которой вы говорили, Пушинка, — она бежит сейчас?
Гэрри улыбнулся и покачал головой.
— Нет, во второй скачке.
Люсинда заглянула в его глаза, силясь понять, что он чувствует и о чем думает, и утонула в их зеленом море. Его губы дрогнули, и он отвернулся. Они вышли на яркий солнечный свет.
— Ваша тетя упоминала, что вы управляете конезаводом.
— Да, конезаводом Лестеров.
Ободренный ее интересом, Гэрри стал рассказывать о трудностях и успехах своего предприятия. Хотя он и не сказал этого прямо, Люсинда догадалась, что конезавод не только процветал, но и был главным делом его жизни.
Они подошли к тентам, окружающим скаковой круг, когда скакунов, участвующих в первом забеге, вывели к стартовому барьеру. Все, что Люсинда могла разглядеть, — это море зрителей, сосредоточившихся на происходящем.
— Пройдемте на трибуну, оттуда вы сможете все увидеть.
Мужчина в полосатом жилете охранял вход на огороженное канатами пространство перед большой деревянной трибуной. Люсинда заметила, что, настойчиво требуя билеты у других опоздавших, он только улыбнулся и кивнул Гэрри, пропуская их. Гэрри помог ей подняться по крутым ступенькам у края досок, служивших скамьями, но не успели они найти свободные места, как протрубил рог.
— Стартовали. — Слова Гэрри эхом отозвались в сотне возгласов вокруг них; зрители дружно подались вперед, вытянув шеи.
Люсинда послушно повернулась и увидела, как лошади плотной стеной помчались по скаковой дорожке, издали она не могла различить отдельных животных. Настроение толпы — с каждой секундой возраставшее возбуждение — передалось и ей, ее дыхание участилось, и она полностью сосредоточилась на скачке. Когда победившая лошадь промелькнула мимо финишного столба и жокей высоко вскинул хлыст, Люсинде словно передалась его радость.
— Хорошая скачка, — заметил Гэрри, не отрывая взгляд от лошадей и всадников, медленно возвращавшихся к загону.
Люсинда воспользовалась моментом, чтобы изучить его лицо. Он был увлечен своими наблюдениями, зеленые глаза оценивали, рассчитывали. На мгновение она увидела его лицо незащищенным, забывшимся. Это было лицо человека, несмотря на развлечения, предлагаемые жизнью, абсолютно преданного выбранному пути.
Он повернул голову. Их глаза встретились, оказавшись на одном уровне, поскольку он стоял на ступеньку ниже. Он молчал, затем его губы чуть скривились. Люсинда подавила дрожь волнения.
Гэрри указал рукой на запруженные зрителями лужайки ипподрома:
— Если вы действительно хотите почувствовать, что такое скачки, вам придется прогуляться.
Люсинда склонила голову, принимая приглашение.
— Ведите, мистер Лестер, я всецело в ваших руках.
Его брови дернулись, но Люсинда изобразила непонимание. Опершись о его руку, она спустилась с трибуны.
— Жокейский клуб арендует трибуну для своих членов, — сообщил Гэрри, когда она оглянулась.
Значит, он — известный член клуба. Даже Люсинда слышала о преимуществах членства в Жокейском клубе.
— Понимаю. Скачки проводятся под покровительством клуба?
— Вы правы.
Он медленно провел ее сквозь толпу. Люсинда испытывала искреннее любопытство: ей хотелось все увидеть; понять, какие чары влекут всех этих джентльменов в Ньюмаркет, поскольку те же самые чары влекут и Гэрри Лестера.
Он провел ее к букмекерам, окруженным плотными кольцами игроков, жаждущих сделать ставки. Они прошли перед тентами и павильонами. Снова и снова их останавливали знакомые Гэрри, желающие обменяться с ним парой слов. Люсинда приготовилась к обороне, но встречала лишь вежливые и почтительные взгляды. Все, кто останавливался поговорить с ними, были обезоруживающе учтивы. Несмотря на это, она не испытывала никакого желания оставить руку Гэрри, потерять чувство безопасности, которое давала его близость. В толпе мужчин ей было невыразимо спокойно чувствовать Гэрри Лестера рядом с собой. Люсинда обнаружила, что кроме нее на ипподроме присутствуют и другие дамы.