Он оставался в таком положении не меньше минуты. Люсинда настороженно следила за ним. Затем он открыл глаза, швырнул плащ на противоположное сиденье, потянулся и закрыл все шторки. Солнечный свет все же проникал сквозь тонкую кожу, наполняя карету золотистым сиянием.
— Ах… — Не успев решить, с чего начать разговор, Люсинда оказалась на коленях у Гэрри.
Она открыла рот в формальном протесте, но он поймал ее губы долгим, властным, опаляющим поцелуем, лишив всякой возможности соображать. Она ответила ему так же страстно.
Когда он наконец поднял голову, она прижалась к его груди, ошеломленно глядя на него.
Это зрелище вполне удовлетворило Гэрри. Одобрительно хмыкнув, он закрыл глаза и откинул голову на подушки.
— Если вы еще когда-нибудь сделаете что-либо подобное, приготовьтесь есть стоя всю следующую неделю. По меньшей мере.
Люсинда бросила на него затуманенный взгляд и потянулась к пострадавшей части своего тела.
— Больно…
Уголки его губ поднялись.
— Может, мне следует поцеловать?
В ее широко распахнувшихся глазах появился интерес.
У Гэрри перехватило дыхание.
— Пожалуй, мы оставим это на потом.
Люсинда удивленно приподняла бровь, не отводя от него глаз, затем пожала плечами и прижалась к нему.
— Я не предвидела нападения, вы же знаете. И кто были все эти люди?
— Это несущественно. — Гэрри повернул ее лицом к себе. — Я кое-что должен вам сказать… и повторять не буду. Вы меня слушаете?
Люсинда вдохнула, но выдохнуть не смогла. Затаив дыхание, она кивнула.
— Я люблю вас.
Ее лицо засияло. Она наклонилась к нему, губы сами собой раскрылись… Гэрри предостерегающе поднял руку.
— Нет, подождите. Я еще не закончил. Подобные слова от такого мужчины, как я, едва ли могут прозвучать убедительно. Видите ли, я произносил их и раньше, и много раз. И они не были правдивыми, тогда не были. — Его рука нашла ее ладонь, покоящуюся на его груди; он поднес ее пальцы к губам. — До вашего появления я не знал, что значат эти слова, — теперь знаю. Но я не ждал, что мои слова покажутся вам достаточно убедительными. Поэтому я представил вам все доказательства, какие мог: отвез вас погостить у моего отца, показал дом моих предков… — (Люсинда прищурилась, слушая продолжение его списка.) — Вы видели конезавод и дом, который, я надеюсь, будет нашим общим домом. — Он умолк, его глаза, устремленные на Люсинду, блестели, губы улыбались. — И я пошутил насчет шестерых детей — четырех вполне достаточно.
Затаив дыхание, испытывая головокружение от счастья, Люсинда широко раскрыла глаза.
— Только четверо? Вы разочаровываете меня, сэр.
— Может, мы остановимся на четверых для начала? В конце концов, мне бы не хотелось вас разочаровывать.
На щеке Люсинды появилась ямочка, которую он видел так редко. Гэрри нахмурился.
— Так на чем же я остановился? Ах да… доказательства моей преданности. Я сопровождал вас в Лондон и вывозил в Гайд-парк, ухаживал за вами всеми мыслимыми способами и даже бросил вызов опасностям «Алмака». Все ради вас.
— Так вот почему вы все это делали — чтобы убедить меня в вашей любви? — Люсинда казалось, ее сердце вот-вот разорвется. Ей достаточно было заглянуть в его глаза, чтобы узнать правду.
Гэрри улыбнулся, насмехаясь над самим собой.
— Зачем же еще? Что, если не любовь, могло бросить меня к вашим ногам? — Он взглянул на ее ноги и нахмурился. — К слову сказать, ужасно мокрым.
Гэрри потянулся и снял ее промокшие туфли. Затем, подняв мокрые юбки, занялся подвязками. Люсинда улыбнулась.
— И вы танцевали со мной три вальса, помните?
— Как я могу забыть? — Гэрри обернулся, деловито стягивая с нее чулки. — Более ясного признания в любви я не могу вообразить.
Люсинда захихикала, поджимая замерзшие пальцы ног. Гэрри выпрямился и заглянул ей в глаза.
— Итак, миссис Люсинда Бэббакум: после всех моих усилий вы верите, когда я говорю, что люблю вас?
Улыбка осветила глаза Люсинды. Она обхватила ладонями его лицо.
— Глупый мужчина, вам надо было только это сказать. — И она нежно коснулась губами его губ.
Когда она отстранилась, Гэрри недоверчиво хмыкнул.
— И вы бы поверили мне? Даже после моей оплошности в тот день, когда вы соблазнили меня?
— О да, — на ее щеке вновь появилась ямочка, — даже тогда.
Гэрри решил оставить эту тему.
— Так вы согласны выйти за меня замуж? ? Люсинда кивнула.
— Слава Богу. — Гэрри обнял ее. — Мы поженимся через два дня в Лестер-Холле. Все готово. У меня в кармане разрешение на свадьбу. — Он опустил глаза и увидел мокрые пятна на своем сюртуке, в который закутал ее. Он нахмурился. — Надеюсь, что чернила не расплылись.
Он расстегнул пуговицы и снял с нее сюртук.
Люсинда не смогла сдержать восхищенного счастливого смеха. Она притянула к себе его лицо и жадно поцеловала в губы.
— Вы совсем мокрая, — наконец проговорил Гэрри. — Нам следует снять с вас все это.
Люсинда покорно подчинилась. Он освободил ее от платья, уронив его на пол кареты.
Сорочка, промокшая и почти прозрачная, облепляла ее, как вторая кожа. Покраснев, Люсинда опустила ресницы, следя за руками Гэрри, раздевавшими ее нежно, но решительно.
Гэрри почувствовал ее жар, услышал прерывистость дыхания, когда последний покров упал с нее. Она задрожала, но не от холода. Затаив дыхание, она посмотрела в его глаза.
Люсинда смотрела в затененные густыми ресницами, изумрудные глаза, не скрывающие желания, горевшего в их глубинах.
Она сидела обнаженная на его коленях. Он нежно ласкал ее спину, руки, затем наклонился и прижался губами к синякам, оставленным Скрутторпом на ее плечах. Люсинда затрепетала. Непрошеный, совершенно неожиданный, давно забытый разговор ожил в ее памяти. Она тихонько засмеялась.
Гэрри жадно смотрел на нее — сирену, ставшую его судьбой.
Люсинда рассмеялась, наклоняясь к нему.
— Эм как-то сказала, — прошептала она, — что я должна поставить вас на колени. Не думаю, что она имела в виду именно это.
Он напрягся, обуздывая свое желание.
— Ах да. Необыкновенно мудрая дама моя тетя. — Гэрри ласково поднял Люсинду, посадив так, что ее колени уперлись в сиденье кареты по обе стороны от его бедер. — Но она иногда забывает, что очень трудно повесе… резко менять свои привычки.
У Люсинды внезапно появились сомнения насчет своей новой позы.
— Ах, Гэрри?..
— Хм? — Его больше не интересовали разговоры.
Люсинда осознала это, когда его губы нежно коснулись ее груди, и затаила дыхание.
— Гэрри, мы в экипаже.
Ее протест задохнулся в сладком стоне. Она задрожала и закрыла глаза.
— Вы шутите. — Она наконец умудрилась вздохнуть. — Не здесь же? Не в движущейся карете?
Он тихо засмеялся в ответ.
— Вполне возможно и здесь, уверяю вас. Качка лишь усилит удовольствие.
Люсинда пыталась освободить мысли от сладострастной паутины, которую он так искусно сплел.
— Да, но… — Ее глаза широко распахнулись. — Боже милостивый! — Ее веки снова опустились. Она прерывисто прошептала: — Гэрри?
После долгого молчания она глубоко вздохнула:
— О, Гэрри!
Час спустя, когда экипаж медленно катился по тенистым улицам Мейфэра (Фешенебельный район Лондона), Гэрри посмотрел на спящую женщину. Он был готов поклясться, что никакая простуда ей не страшна после того огня, что недавно охватил их обоих. Ее одежда лежала на полу мокрой кучей, его сюртук и бриджи займут Долиша на много часов. Гэрри было все равно. Он получил все, что хотел в этой жизни. И, счастливый, поцеловал локоны Люсинды.
Что и говорить, он долго сопротивлялся, но теперь был готов признать, что побежден окончательно и бесповоротно.
Наклонив голову, Гэрри посмотрел на счастливое лицо своей сирены.
Люсинда пошевелилась и прижалась к нему, положив ладонь на его грудь, на его сердце.
Гэрри улыбнулся, закрыл глаза и обнял ее.