— М-м-да, — буркнула она под нос, вскочила и зашагала по комнате, снова напомнив мне кошку, готовую вспрыгнуть на штору. Вернувшись к креслу, «кошка» энергичным жестом погасила сигарету о дно пепельницы.
— Я поняла цель вашего прихода. Вы здесь для того, чтобы учить меня.
Я ощутила, что брови мои ползут вверх, точно, как это зачастую случалось с физиономией Холмса.
— Учить меня прочтению Библии. В оригинале. Возьметесь?
Она смотрела на меня так, как будто готова была сию минуту подтянуть свои шелковые рукава и усесться за Библию.
— Ни иврит, ни греческий не представляют особых трудностей в изучении. Было бы время, — туманно отреагировала я.
— Вы должны показать мне это место. Господь — Матерь наша… Если б я только знала!.. И, говорите, есть и еще разночтения подобного рода?
— Не перечесть. Если искать целенаправленно, найдешь. Иов, 38; Псалом двадцать второй; Исайя, 66; Осия, 11; Исайя, 42… И, разумеется, Книга Бытия. То, что вы цитировали сегодня.
— Да, да… Никогда бы не подумала…
В том-то и дело. Марджери Чайлд усвоила слова и понятия, сколотила из них конструкции, пригодные для своих целей, пользовалась этими конструкциями, но ей никогда не приходило в голову копнуть поглубже, подвергнуть сомнению основы, традиционные, устоявшиеся в течение столетий истины. Идея о женственности Божественного не приходила ей в голову. Эту женщину нельзя назвать глубоким мыслителем, ей чуждо буйство интеллекта. Она молится и думает, но мышление ее не назовешь аналитическим. Однако к преображению она готова, как раствор в колбе готов к введению реагента и катализатора. И я только что добавила в этот раствор первую каплю реагента. Пора отскочить в сторону. Подальше.
Как будто угадав мои мысли, Марджери подняла руку. Стоп! Рука тут же опустилась, на губах заиграла улыбка покаяния.
— Извините. Я перевозбудилась, увлеклась. Хочется всего сразу. Разумеется, вам есть чем заняться, у вас свои дела. Но я буду благодарна за любую помощь. Книги… конспекты… Это очень важно для меня.
Я с ходу запротестовала, заверила, что рада буду помочь, что до начала семестра совершенно свободна… и тут осеклась. Попалась в ловушку! Ее кротость, смирение сработали лучше, чем повелительные интонации. Выражение моего лица вызвало у хозяйки приступ веселья.
— Я в восторге от вас, Мэри Рассел. Я прошу вас о помощи. Кажется, вы сможете научить меня не только ивриту и теологии.
Я засмеялась. Она встала, нашарила под столом туфли. Мы дошли до выхода. Разговор принял характер легкой беседы. Она рассказала о цветах, посетовала, что не хватает времени на занятия садоводством — намек на цветы, которыми осыпают ее поклонницы.
Марджери лучилась дружелюбием, спокойствием, самоотречением, но я все время ощущала беспокойство. До причины этого беспокойства не докопаться — это тоже меня раздражало. Отчасти, конечно, меня смущал крохотный росточек хозяйки. Я господствовала над нею, как башня, к тому же казалась еще более громоздкой из-за нелепого одеяния. Шла моя новая знакомая слишком близко, почти вплотную, иногда задевая меня плечом, заставляя ощущать исходивший от нее (вовсе не отталкивающий, нет) аромат — смесь запахов легкого пота, шелка и каких-то мрачноватых духов. Беспокоила и легкость, с которой Марджери Чайлд умудрялась взламывать мою оборону, непринужденность, с которой она заручилась моей помощью. Главное, пожалуй — пульсирующая волна притяжения, исходившая от этой женщины, как аромат тропического цветка, притягивающий насекомых.
С облегчением я пожелала ей доброй ночи. Но к этому облегчению примешивался неприятный осадок сожаления, разочарования, нежелания с нею расставаться; сознание того, что я не могу считать себя спасшейся от сетей, раскинутых Марджери Чайлд.
Невозмутимый страж отложил роман в желтой обложке, поднялся со стула и отпер дверь. На улице дождь — и ни души. Фонари, правда, ярко освещают мостовую.
Мне захотелось вернуться, вызвать по телефону такси. Но, представив себе Марджери — плотоядное растение тропических джунглей — и ее стража с тенью неодобрения на бесстрастной физиономии, я предпочла холодную свежесть дождливой ночи. Запахнув поплотнее тонкое пальто и нахлобучив шляпу по самые очки, я решительно зашагала по улице.
Недолго пришлось мне наслаждаться свежестью ночи. Дождь пробрался до плеч, карабкался вниз по лопаткам, лужи проникли в башмаки. Печальные реалии английского климата подавили размышления о странной женщине, похожей на кошку, и ее церкви. Внезапно одиночество мое нарушила выскользнувшая из подворотни высокая мужская фигура.
— Улица — не место для такой милашки в такое время и в такую погоду, — похотливо промурлыкал приставала.