— Этот же вопрос я могу адресовать вам.
— Э-э… извините, не совсем понимаю. Вы Айрис имеете в виду? Полиция…
Холмс назидательно поднял палец и не дал Майл зу закончить фразу, которую молодой человек, впро чем, не смог бы довести до конца и без вмешательства моего друга.
— Лейтенант Фицуоррен, вам пока еще можно помочь.
Майлз Фицуоррен от неожиданности разинул рот.
— М-м… Спасибо… Весьма признателен, — залопотал он наконец, но Холмс снова вмешался в его лепет.
— Молодой человек, вы узнали, на свою голову и на собственном горьком опыте, что продукт ацетилирования морфинов в высшей степени опасен как для тела, так и для души. Я не могу устранить вашу психическую зависимость от героина, но могу помочь вашей физиологии. Процесс неприятный. Невыносимо долго вы будете чувствовать себя так же, как в настоящий момент. Некоторое время вам будет намного хуже. В конце концов вы ослабеете, ощутите опустошенность и стыд, жажда этого средства будет мучить вас, но вы очистите организм, начнете приходить в себя. Если в вас сохранилось желание очиститься, я могу помочь. Но вы должны принять решение самостоятельно.
— М-м-м… Но почему вы хотите мне помочь? Мы даже не знакомы.
— Я скажу вам, почему. Четыре года вы делали то, чего не мог делать я. Траншеи, окопы, — вот ваша цена. Я в долгу перед вами с того момента, как вы надели военную форму. И я могу погасить часть своего долга. Решайтесь — и я с вами.
Прошли секунды… минута… Я с ужасом ожидала звука шагов, появления дворецкого, который прервет эту безмолвную конфронтацию.
Трудно сказать, кто шевельнулся первым, но рука молодого человека вдруг нерешительно поднялась и вытянулась в сторону Холмса. Рукопожатие — и вот уже Холмс обнимает Майлза другой рукой за плечи: знак симпатии и поддержки.
— Отлично. Где ваша шляпа?
— Шляпа? Но не собираетесь же вы… Прямо сейчас?
— А чего ждать?
— Но мать…
— Ваша мать будет лишь рада благому желанию сына. Она простит ваше отсутствие на похоронах. А действовать следует без промедления. — И он повел младшего Фицуоррена к двери. — Вы обратились ко мне за помощью, теперь придется довериться мне и пренебречь неизбежными неудобствами. Рассел, прошу вас извиниться за нас и объяснить ситуацию. И позвоните, пожалуйста, Майкрофту в клуб «Диоген», скажите, что мы направляемся в санаторий, и попросите предупредить доктора Макдэниэлса.
Ошеломленный Маршал сбегал за верхней одеждой, Холмс принял у дворецкого шляпу Майлза, ловким жестом насадил ее на голову молодого человека и сгреб оба пальто.
— Всего доброго, Рассел. Связь со мной поддерживайте через Майкрофта.
— Удачи вам, Холмс.
— Спасибо. — Он уже накинул пальто на Майлза, ввинтился в свое и через распахнутую дворецким дверь устремился к ожидающему у тротуара такси. Дворецкий запер дверь и с молчаливым укором уставился на меня.
— Мадам желает чего-нибудь?
— Мадам желает только, чтобы этот молодой господин нашел дорогу к себе самому.
Дворецкий вздохнул, но выдержки не потерял.
— Да, мадам.
Я вернулась в библиотеку, позвонила Майкрофту и почувствовала, как с плеч свалилась тяжкая ноша. Майлз был лишь частью этой тяжести.
Женщина есть подобие Божие для всех существ, ибо им она предстоит. Но в сравнении с мужчиною не может быть она названа подобием Божиим, ибо не властвует и не господствует над ним, но ему повинуется.
Блаженный АвгустинХолмс исчез, Майлз пристроен, и жизнь сразу несколько упростилась. В шесть ходов я довела оставленную Холмсом шахматную партию до мата, налила себе из хрустального графина превосходного на вид — и оказавшегося таким же по вкусу и аромату — хереса, подошла к книжным полкам.
Я добралась уже до двадцать третьей страницы напечатанной в конце XVII века книги по истории венецианских дожей, когда в библиотеку вернулась Вероника.
— Извини, Мэри, я задержалась. Где Майлз?
Я подняла взгляд от книги.
— Ронни, Майлз отправился лечиться.
— Что?
Я кратко описала ей происшедшее.
— Так легко и просто? — удивилась она.
— Это ведь только начало.
Из глаз Вероники хлынули слезы, она обняла меня и убежала. Я вернулась к дожам и дошла до девяносто второй страницы (витиеватый староитальянский то и дело озадачивал сложными конструкциями), когда двои*, библиотеки снова отворилась и вошла Вероника, спокойная и почти счастливая, с румянцем на щеках. Не следует ли ее несколько отрезвить? Нет, зачем же. Пусть порадуется, И я молча влезла в поданное Маршалом пальто.