Когда толпа схлынула, акробаты откувыркались, а скрипач уже засовывал инструмент в чехол, я подошла к Крошке. Она уже разделалась с песенками Гилберта и Салливана («Моряк, не трусь, и я вернусь…») и теперь мучила Эла Джолсона: «Время парочку искать… Птичкам время щебетать…» — на этот раз тенорком. Я презрительно поковырялась в брошках и цепочках, выбрала колечко с осколком красного стекла, намереваясь дополнить свой ансамбль.
— Тебе повезло, дорогуша. Настоящий рубин!
— Неужели? — суховато подивилась я и сбила цену до пары фартингов. Заплатила, прибрала покупку, спрятала кошелек.
— Подожду вас на улице, Рассел, — добавила толстуха голосом Шерлока Холмса.
— Вам виднее, — пробормотала я сквозь зубы. — Чуть подальше приличная парадная.
— Встретите помеху — не притесь напролом, возвращайтесь. «О, мы вернемся, мы вернемся…»
— Божественно поете, Холмс. Но шляпа с бубенцами кошмарная. Рада вас видеть. Скоро вернусь.
— Не вернетесь до рассвета — пойду на штурм, — пообещал Холмс вдогонку.
Через двадцать минут, когда в окрестных пабах принимали последние заказы, я в темном уголке проверила свой наряд и макияж. Неплохо, но доктора не обманет. А ведь в убежище может оказаться и врач. Вынув из кармана пальто маленькую широкогорлую бутылку, я присосалась губой к горлышку и подержала бутылку у рта несколько минут. Оторвав горлышко, почувствовала, что губа распухает. Поставила бутылочку в ближайший угол, огляделась по сторонам и направилась к убежищу Марджери Чайлд.
Я, Огонь, принимающий жертвы, изгоняющий мрак, даю им свет.
Св. Екатерина Сиенская (1347–1380)Рядом с дверью маленькая латунная табличка:
НОВЫЙ ХРАМ В ГОСПОДЕ.
ВРЕМЕННОЕ УБЕЖИЩЕ ДЛЯ ЖЕНЩИН И ДЕТЕЙ.
Поднимаюсь по ступенькам, звоню.
Наплыва посетителей в убежище не наблюдается, ибо пабы только что закрылись, пьяные главы семейств еще не добрались до своих любимых жен и детей. Я предстала перед женщиной, видящей во мне несчастную проститутку, нуждающуюся в лечении и ночлеге, и не узнавшей коллегу, вместе с которой раздавала листовки перед парламентом и ужинала в комнатах Марджери. Руби Хеплуайт спокойна, вежлива, терпелива.
Я кручу на пальце кольцо и облизываю изрядно распухшую губу.
— Слушаю вас, мисс…
— Ла Гранд, мисс. Эйми Ла Гранд.
— Ла Гранд… Это ваше настоящее имя?
Кольцо раскалилось на пальце от бешеного вращения.
— Ну-у… Не-е, не совсем, мисс. Вообще-то я Мадд. Энни Мадд. Ну… Это лучше звучит, что ли.
— Ясно. Что ж, мисс Мадд… Энни. Вы понима ете, что у нас убежище временное, для тех, кому некуда пойти? Не гостиница.
— Да, мисс, знаю, мисс. Я слышала про вас, и когда это… когда он… когда я… я и подумала, пойду-ка я…
— Присаживайтесь, Энни. Сколько вам лет?
— Двадцать один.
— Энни, наше убежище учреждено при Новом Храме в Господе. У нас нужно говорить правду.
— Извините, мисс. Восемнадцать, мисс, в апреле будет, в этом.
— Значит, пока семнадцать. Где ваш дом?
— Дак… Нету, мисс. Больше нету. Я туда больше не пойду. Я лучше утоплюсь. Господом клянусь.
— Успокойтесь, Энни. Мы вас не заставим вернуться. Мы никого ни к чему не принуждаем. Вас дома обижали?
— Всё потому, что я сказала, не буду больше. Он хотел, чтобы я с этим… это… Ну, я ни в какую. Никогда. И он меня стукнул сильно и запер, а я в окно и по трубе по дождевой…
— Вы говорите о вашем покровителе?
— Моем… как?
— Кавалере…
— A-а… да, он, он…
— А семья ваша, Энни? Есть у вас родные?
— Да-а, есть. Ну, мать-то померла, царство ей, значит, небесное… Сестра в Бристоль уехала. Вот я и думаю, денег накоплю, да к сестре.
— А отец? Тоже умер?
— Да лучше б помер, прости господи, извините, мисс. Он-то мне и вмазал… — Я осторожно потрогала пальцем губу.
— Отец, — ахнула Руби. — Ах, Боже мой… — Однако эмоции эмоциями, а дело делом. Она встала, предложила мне посидеть и вышла. Меня бегло осмотрела фельдшерица, интересовавшаяся в первую очередь паразитами и побоями, а не наркотиками, и мне удалось скрыть свою исколотую руку. Затем ванна, смена белья, горячее питание и постель в отделенном занавеской отсеке. Вечерняя суматоха была в полном разгаре, поэтому никто не заметил, что я позаимствовала на полке пару подушек и одеял, которые засунула под свою кровать. Пошатавшись по коридору, я улучила момент и стащила еще какие-то платье и шляпу. Они тоже полетели под кровать. Свет еще горел — электрический, не газ — в здании шумели женщины и дети. Я стащила башмаки, улеглась на тонкий матрасик и закрыла глаза. Спать я не собиралась, размышляла о моральной стороне предприятия. Бывают средства, которые нельзя оправдать никакой целью, однако грязная шпионская работа должна быть выполнена, и никто не подходит для нее лучше меня.