Жена Педрилло (придворного скрипача и по совместительству шута при Анне Иоанновне. – Е.К.) была нездорова. Ее лечил доктор, спросивший как-то Педрилло:
– Ну что, легче ли жене? Что она сегодня ела?
– Говядину, – отвечал Педрилло.
– С аппетитом? – любопытствовал доктор.
– Нет, с хреном, – простодушно изъяснил шут[10].
Однако все-таки довольно часто в финальной реплике анекдота проявляется не позиция носителя некомпетентной точки зрения, а сознательная установка, имеющая целью демонтаж складывавшейся на протяжении всего текста иерархии значений:
Однажды князь А. С. Меншиков в числе других сопровождал императора Николая Павловича в Пулковскую обсерваторию.
Не предупрежденный о посещении императора, главный астроном Струве в первую минуту смутился и спрятался за телескоп.
– Что с ним? – спросил государь.
– Вероятно, Ваше Величество, – заметил Меншиков, указывая на знаки отличия свиты, – он испугался, увидев столько звезд не на своем месте[11].
Была у него (имеется в виду И. А. Крылов) рожа на ноге, которая долго мешала ему гулять, и с трудом вышел он на Невский.
Вот едет мимо приятель и, не останавливаясь, кричит ему:
– А что, рожа прошла?
Крылов же вслед ему:
– Проехала![12]
Именно в том случае, когда в финале анекдота происходит как будто непредсказуемое разрушение привычной иерархии значений, очень часто расхожая метафора, давно уже в сознании не выделяющаяся, вдруг начинает пониматься буквально. В результате весь образный пласт как бы обрывается и происходит процесс, который я называю реализацией метафоры.
Через реализацию метафоры, как правило, осуществляется мотив обнажения реальности, имеющий огромное структурное значение. Так, например, в одном из приведенных выше анекдотов А. С. Меншиков сознательно смешивает, сталкивает даже первичное значение слова «звезда» (на небе) со вторичным его значением («звезда» как орден), и это позволило ему в предельно сжатой, концентрированной форме показать, что придворный мир устроен ложно и несправедливо, награды, получаемые придворными, очень часто не связаны с их реальными заслугами, да и заслуг этих порою нет вообще.
Процесс реализации метафоры содействует тому, чтобы анекдот стал самим собой, ведь тогда на передний план и выдвигаются смыслы, которые прежде были умело спрятаны, затушеваны во внешней, формальной этикетности. Самый характер данного механизма далеко не случаен, ибо анекдот прежде всего должен выявлять неизвестное, неожиданное, сокровенное, как бы заново открывая историческую личность, эпоху, быт.
Закон пуанты в анекдоте был легко и естественно переброшен в пространство новеллы (новелла ведь, собственно, как раз и выросла из анекдота). Принципиальных изменений при этом практически не произошло. Просто после того, как анекдот развернулся в новеллу, текст явно отяжелел, оброс подробностями, дополнительными характеристиками, пейзажными зарисовками и т. д.
В анекдоте преобладала тенденция к интенсификации, к сжатию и к обобщению, не терпящему подробностей. И вообще анекдот больше показывал, чем рассказывал.
Новелла пошла по экстенсивному пути, уделяя значительное внимание прописыванию деталей, преодолевая схематизм, штриховой характер анекдота. Однако действие закона пуанты в анекдоте и новелле давало отнюдь не идентичные результаты. И дело тут даже не в «худобе» анекдота и «легком жирке» новелл, хотя наличие столь разных комплекций весьма существенно, – главное различие, как мне кажется, заключается в том, что для анекдота закон пуанты жизненно более необходим. В новелле он тоже очень значим, но все-таки соседствует с рядом других конструктивных факторов, а в анекдоте пуанта является центральным нервом текста, и в силу сжатости анекдота это ощущается необычайно остро.
Путь от анекдота к новелле нельзя рассматривать как движение по восходящей, от простого к сложному. В процессе кристаллизации новеллы были сделаны важные приобретения, но при этом понесены и значительные потери. Поэтому утверждение новеллы отнюдь не отменило эстетической ценности анекдота. И вот еще что интересно.
Анекдот отнюдь не сразу разросся в новеллу. Фактически между анекдотом и новеллой находится еще новелла-анекдот, текст которой в жанровом отношении еще окончательно не стабилизировался – это такая промежуточная форма. И тут пуанта царствует во всей своей власти.
10
Полное и обстоятельное собрание подлинных исторических, любопытных, забавных и нравоучительных анекдотов четырех увеселительных шутов Балакирева, Д’Акосты, Педрилло и Кульковского: в 4 ч. Ч. 3. СПб, 1869. С. 140.