Окончательно расстроившись, Аланна стала искать место, где бы поесть. Или хотя бы выпить чего-нибудь холодного. А заодно перевязать натертую ногу, дав ей немного отдохнуть.
Из первой же таверны она вышла еще злее и растрепаннее, чем была, потому что почти в дверях ей сразу же засвистели какие-то моряки, затем – папенькины сыночки, разодетые в шелка. Еще и владелец предложил какую-то дрянь с ужасным названием «кваггот», а затем страшно оскорбился, когда она сказала, что та воняет, и она не собирается ее пить. Обозвав кого-то «мелким засранцем», Аланна вышла из этой дыры, хлопнув дверью.
Во второй таверне оказалось поприличнее. И побольше всяких диковинок. И цены повыше. И ей даже никто не свистел – вокруг вполголоса переговаривались чинные эльфы и притихшие полукровки. Людей почему-то почти не было.
Аланна вздохнула с облегчением, заняв один из столиков. Ей здесь понравилось: она понятия не имела, как тонкие древесные стволы прорастают сквозь стены, однако, их покрывал целый ковер растительности, в воздухе стоял едва ощутимый цитрусовый запах, и по помещению разливалась мягкая прохлада. Листва приятно шелестела. Деревянная мебель, птичье пение и летний полумрак липового цвета, пронизанный солнцем, слегка отогнали возмущение Аланны.
Она съела салат с холодным мясом и выпила бокал подозрительного на вид ярко-голубого вина, впрочем, ей понравившегося. Подали его ледяным, а на вкус оно напомнило Аланне самую спелую клубнику и черную смородину.
После еды она почувствовала себя куда лучше, тем более что напротив таверны виднелась первая вывеска, вызвавшая у нее настоящий интерес. Последние четверть часа Аланна поглядывала на нее с затененной веранды, наполненной птичьим щебетом, и у нее уже руки чесались зайти внутрь.
«Ювелирный магазин Халазара».
Затейливая вывеска радужно сверкала на солнце от витражного стекла и легкой позолоты. Черные витрины с тонкой ноткой перламутрового блеска только подхлестывали любопытство Аланны, так как она не видела магазина за дверью, но уже точно знала, что ее ждет нечто исключительное.
Она еле дождалась, когда услужливый официант принесет счет, бросила несколько монет почти вровень с требуемой суммой, и убежала, не дождавшись сдачи.
«Наконец-то хоть что-то интересное!»
Ричи вел его чудовищно запутанной дорогой. Спустя четверть часа Касавир уже отчаялся ее запомнить. Дома вокруг утратили ту яркую раскраску, которую он наблюдал раньше. Улочки стали узкими и малолюдными – на них не осталось магазинов и гостиниц, а в жару большинство жителей города наслаждались сиестой. В знойной тишине остался только живописный колорит обычной жизни – рисовавшие на стенах мелками дети, развешанное на балконах белье, сонные кошки. Шевелящиеся под ветерком цветы. Причудливое разнообразие оконных рам и дверных ручек. Фонтанчики из мрамора и бронзы с питьевой водой.
Первое время Касавир наблюдал за Ричи с подозрением, но когда осознал, что тот не пытается завести его в трущобы, немного успокоился.
Его рыжий проводник притих. Не считая дурацких вопросов, которые он время от времени задавал, больше он не пытался произнести речь на несколько минут, чему Касавир радовался безмерно.
- Я поверить не могу, что ты женат, - изрек Ричи в какой-то момент, когда они шли возле ограды, сплошь покрытой лиловым вьюнком. - Да половина из вас же поголовно гомики! Ну вам же… того, - Ричи почему-то густо покраснел. - С женщинами… нельзя.
«Да он обнаглел».
Касавир раздраженно фыркнул. Вот это, конечно, про ордена паладинов говорили, но не так уж часто.
Говоря по правде, он сам имел весьма туманное представление, откуда пошли слухи про поголовный целибат паладинов. Нет, монахи и особо отличившиеся фанатики – это одно, но чтобы армейский офицер оставался девственником?!
- Лучше не повторяй этого еще раз. Я сделаю вид, что не слышал. Между прочим, из нас двоих от тебя несет ванильной пудрой.
До этого он помалкивал об этом, но запах, который он почувствовал еще на рынке, никуда не делся, и преследовал его неотвязно. От Ричи пахло то ли как от кондитерской лавки, то ли как от девочки-подростка, переборщившей с духами матери.
Ричи опять встрепенулся так, словно ему за шиворот попал кусок льда, и нервно взъерошил волосы. Веснушчатые щеки снова пошли пунцовыми пятнами.
- Паладин, какого хрена! Я пек булочки с клубникой!
«А, значит, все-таки лавка».
Он понятия не имел, что его так забавляло. Конечно, Касавир знал, что дразнить проводника – не лучшая затея, да и было это просто нехорошо.
Но он, черт возьми, почему-то просто не смог удержаться.
«Этот город что-то делает с головой».
- Вор, который печет булочки с клубникой и пахнет ванилью? Принцесса, если это не твоя работа, и ты пьешь только слабенькие женские коктейли на сладких сиропах, то у меня для тебя плохие новости.
Ричи снова нелепо всплеснул руками:
- Я работаю в пекарне!
Касавир только вздохнул и больше не решился травить несчастного мальчишку, который теперь шел надутым, как мышь на крупу, а потом проворчал в воздух:
- Я неудачник.
- А?
- Я так ничего и не украл, - тихо проворчал парнишка. – Ей-богу. Меня вечно замечают.
Касавир едва слышно фыркнул.
- Возможно, это и к лучшему.
Оказавшись внутри ювелирного магазина, Аланна только что не запищала от восторга.
Она сразу поняла, что эта лавка совершенно иного толка, нежели все, что она видела до этого. Все вокруг – стены, пол, потолок – были совершенно черными и только чуточку поблескивали, как снег под луной. Украшения же смотрелись, как произведения искусства. Да, одно ожерелье стоило двадцать тысяч золотых – ну и что?!
Хозяином оказался престарелый дворф с поседевшей бородой, заплетенной в косу, украшенную бусинами из серебра. Он был молчалив, серьезен, носил очки в золотой оправе и очень гордился своим товаром, сразу же сообщив, что все украшения в магазине – его собственная работа.
- Леди не будет разочарована, - пообещал он. – Ни у одной женщины Фаэруна не окажется такого же ожерелья, как то, что сделал Халазар. Ко мне приезжал сам паша Калимпорта за драгоценностями для своих наложниц и жен, - дворф широким жестом указал на пергамент, на котором Аланна с удивлением действительно обнаружила такую же печать, как ту, что когда-то появилась на некоторых документах Крепости. Тогда, когда им понадобился порох с юга.
- Ой, - только и сказала она.
Аланна принялась жадно разглядывать украшения: тяжелые браслеты из золотых самородков с изумрудами, розы из черной платины, огромные бледно-желтые топазы размером с фалангу ее пальцев. Кольца с многоконечными звездами, покрытые бриллиантами. Браслет в виде змеи, каждая чешуйка которой была украшена крохотным камнем так, что те переливались от головы до хвоста всеми цветами радуги – от белого и нежно-розового до темного-лилового и черного.
А потом она увидела колье своей мечты, и все остальное перестало существовать.
Жемчужины, бриллианты и белое золото сплетались в причудливые коралловые ветви и водоросли, воздушно обвивавшие подставку-шею, чтобы подчеркнуть будто бы невзначай застрявший в середине аквамарин.
Аланна умиротворенно вздохнула и почувствовала, что наконец-то может произнести те прекрасные слова, ради которых обошла столько лавок. Они прозвучали бы для Касавира как настоящий приговор, и как сладчайшая музыка – для нее самой:
- Я хочу вот это.
Говоря по совести, Халазар понимал, что он мухлюет. Конечно, давным-давно он сам сделал это ожерелье: он безошибочно узнавал свою работу везде и всегда.
Однако не так давно колье совершенно самовольно появилось на его прилавке снова.
Само, как есть, само! Черти бы его побрали. Само, как будто умело летать или телепортироваться! Если бы ожерелье вернули, это другое дело: на его взгляд, не было поступка дурнее, чем когда клиент считал, будто может отказаться от столь совершенной работы. Халазар неизменно воспринимал это, как личное оскорбление и не продавал этому человеку больше ничего и никогда. А деньги возвращал лишь при угрозе вызова стражи или паладинов Пирджерона. Сталкиваться со вторым он категорически не хотел, если учесть не совсем законный путь приобретения некоторых прелестных самоцветов. Разумеется, закон никак не мог быть более важен, нежели искусство.