Это, пожалуй, внушающее зрелище, когда в непроглядную темень таинственно и грозно с могучим гулом несется бог весть куда девять пар красно-зеленых огней, восемнадцать летящих звездочек! Да, это вот и все, что можно увидеть с земли. Но каждый, приметивший полет этот, будь он в ночном поле или поздней дороге, наверняка приостановится и залюбуется, невольно расправит плечи.
Старший лейтенант Курасов был счастлив: он летит в боевом строю эскадрильи ночью. Их подняли по тревоге, и летят они по сложной трассе, даже горы вон прихватили, с посадкой на запасном аэродроме.
Риск и смелость — налицо, но командующий знал, на что способны летчики майора Дегтяря.
Курасов был на седьмом небе, выше ласковых звезд… Впрочем, так он себя почувствовал не сейчас, а чуть раньше, когда шли над равниной. Маршрут Курасов знал хорошо. Под ними голые, скалистые горы. Даже нога альпиниста вряд ли ступала по этим недоступным, безжизненным кручам. Если трезво прикинуть, чем может кончиться приземление на парашюте, случись нужда такая, на удачу бы никто нс стал рассчитывать. Летчики об этом знали. Комэск Дегтярь поучал и успокаивал молодежь неизменной фразой: «Я никогда ни о чем лишнем не думаю и вам не советую».
Командир не рисовался, он был смелым человеком. Курасов тоже себе цену знал. Правда, до сильного и мужественного комэска пока еще далековато, но кое-что он от него перенял, безусловно. В самом деле, хоть и жутковато сейчас Курасову, но он не хуже других держит место в строю, сосредоточенный, следит за показаниями приборов, одним словом, пилотирует по всем правилам. И, удивительно, несмотря на то, что он всецело поглощен полетом, тем не менее не отрешен от земли, невидимыми нитями связан с ней, чувствует ее.
…Его техник Ветлугин где-то, летчику кажется за тридевять земель, на родном аэродроме в одном из эскадрильских домиков, уединившись, осваивает разные там синусы-тангенсы, решает головоломные задачи. Готовится человек в академию. Человек… Ветлугин, Ветлугин… Как его? Вася? Петя? Степа? Забыл! Хочется потянуться к планшету, в нем есть данные о подчиненных. Коля? Ваня? Курасов перебираем, как ему кажется, все имена.
Он не верит ни в бога, ни в черта, и это, наверное, от перенапряжения ему кажется, что если уж он забыл, как техника зовут, то и кара за неблагодарность должна быть неминуемой. Нет… полет во что бы то ни стало завершится успешно, иначе он, Курасов, навсегда уронит свое летное достоинство в глазах командира полка и комэска. А командиры переживают сейчас: как там Курасов? — они сочли нужным поставить генерала в известность, что, по их мнению, для такого ответственного полета старший лейтенант Курасов еще зеленовато выглядит.
Откуда-то пришла и к нему слепая уверенность: попытка уговорить генерала — это своего рода дурное предзнаменование. Командир полка, предусмотрительнейший человек, ежели доведется оправдываться, может потом резонно заявить: «Я командующего предупреждал…» Именно в этот момент в глазах летчика полоснула короткая огненная вспышка. Это мигнула, должно быть, сигнальная лампочка. Которая! В какой системе неисправность? Еще немножко и лампочка загорится устойчиво, должна загореться, тогда… Курасов стиснул зубы, ожидая…
А горы еще не прошли, они внизу, такие бесконечные! Эскадрилья все также легко и неумолимо идет к своей цели. Ее порыв каждой клеточкой своего тела ощущает Курасов. Самолет послушно повинуется. Приборы бесстрастно свидетельствуют, что все системы и агрегаты работают нормально. Странно… Он ждет неотвратимо страшного, еще тверже держит штурвал, собранный, ко всему готовый. В чем же неисправность?.. Двигатели поставлены новые. Ветлугин их все доводит. Он и вчера приехал поздно с аэродрома, уже гасли огни в гарнизоне. Жена его ходила по квартирам, спрашивала, где ее благоверный.
Курасов досадно вспоминает, что вчера он, может быть, даже незаслуженно обидел ее, когда она потревожила его: «Вы не знаете, где мой?» Курасов сердито буркнул: «Откуда я знаю?» и бесцеремонно захлопнул дверь. Да, Ветлугин у него беззаветный трудяга, надо — он и ночевать на аэродроме будет. Но как же звать его? Миша? Андрей? Олег? Память, как назло, работает четко. Оказывается, Курасов помнит по именам каждого, кто с ним учился еще чуть ли не в начальной школе. Отменная у него память! Ветлугин… Игорь? Нет! Что за чертовщина?
Самолет неожиданно сильно тряхнуло. Мозг пронизало, как молнией: вот оно! Курасов безотчетно водит шершавым языком по сухим губам. Перед глазами — с немым укором горькая усмешка жены Ветлугина. И вдруг ему становится легко. Часто и сильно бьется сердце. Да это на развороте самолет попал в струю, болтнуло… Горячий стыд заливает лицо. Руки ощутили прохладу влажных перчаток…