– Ну, здорово, – ладонь Шеронина была твердой и сильной. – Явился, Снерг? Люблю называть тебя, черта, по фамилии – Снер-рг. Снег, который вдруг зарычал.
– Ассоциации у тебя… – сказал Снерг. С небольшими вариациями эта формула приветствия повторялась ими каждый раз после более-менее долгой разлуки. – А у тебя опять, как я смотрю, что-то новое?
– На том стоим, – сказал Шеронин. – Это тебя вряд ли заинтересует. А вот есть у меня в запасе одна штука – мимо нее тебе никак нельзя пройти. Как фильм?
– Завтра пойдет по третьей, – сказал Снерг. – А на Внеземелье уже сегодня.
– Вельми и зело, – припечатал Шеронин одной из своих обычных присказок. – Отмечать в кругу восторженных друзей ты, понятно, будешь завтра?
– Ага.
– Ну что ж, до завтра.
К Снергу подошла Алена, стиснула его плечи тонкими пальцами, прижалась. Берет схоласта жестко царапнул щеку, Снерг толкнул его подбородком и сбросил, поцеловал знакомые губы и ему, как обычно, показалось на секунду, что кончились все странствия и сошлись в одной точке все дороги. И тут же это прошло – смысл жизни состоял в погоне за ним, жизнь состояла из дороги.
– Я вернулся, – сказал он и приподнял ее голову. – Что у тебя с глазами, снова штучки этого доктора Моро?
Глаза у нее как-то странно светились, казались глубокими-глубокими и странными, словно бы и не человеческими – настоящие глаза черта.
– Контактные линзы, – сказала Алена, улыбаясь ему. – Говорят, мне даже идет.
– Ничего подобного, поехали?
– Сейчас, переоденусь только.
Она скрылась в грузовом мобиле-костюмерной. Операторы с деланным кряхтеньем погрузили Мельпомена, бесшумно взвились, хлестнув Снерга тугим ветерком, их мобили, следом взлетел Шеронин, ухарски просвистав на прощанье Соловьем-разбойником, взмыла костюмерная. Все эти ребята знали Снерга, и в другое время обязательно задержались бы поболтать о древних городах инков, о Мехико, но сейчас никто не стал ему мешать – деликатные люди. Все они понимали насчет разлук и встреч.
Алена подошла к Снергу, уже в знакомой белой куртке, в которой она по какой-то своей тайной примете ездила на репетиции, и они были одни, а до звезд, казалось, было вдвое ближе, чем считают те, кто сейчас в городах смотрят на ночное небо.
– А стихи ты читать так и не научился, – не замедлила безжалостно констатировать Алена. – Голос у тебя глупым делается.
– Я знаю, – сказал Снерг.
– Но я тебя все равно люблю. Несмотря на то, что ты звезда Глобовидения. – Алена дурачилась, прогоняя свинцовой тяжести напряжение рампы, она отбежала на несколько шагов и круто обернулась к нему, черные волосы метнулись над плечами взмахом птичьего крыла, Алена раскинула руки. – Ни с места, Стах!
декламировала она звонко и весело, наперекор лунной тишине, потом подбежала к Снергу, крепко обхватила с разбега обеими рукам, как ребенок, заглянула снизу вверх в лицо:
– И еще люблю за то, что ты не сказочный принц. Невозможные, должно быть, были типы – запрограммированные на успех, на корону, на любовь принцессы… На абсолютную положительность жизни. Как их только могли любить эти дуры из заколдованных замков? Молчи! Дуры, раз я говорю. Поехали, только поведу я. Мы будем любить друг друга сегодня, и всегда, и любовь никогда не станет привычкой, а мы никогда не станем похожими на глупых марионеток из старинного театра, Арлекина и Коломбину… Вот. Ну, поехали.
Элкар выехал на автостраду, пихтовая ветка прощально стегнула по крыше. Алена лукаво покосилась на Снерга, опустила стекла и вывела скорость на максимум. Ветер трепал им волосы, разноцветные огни Саянска неслись навстречу.
– Гамлета играли женщины, и не однажды, – сказал Снерг. – Но почему еще и Мефистофеля?
– Когда это мы сами понимали в точности, зачем? Можем только ощущать, что делать нужно так, а не иначе. Ты ведь тоже не объяснишь, почему взял для последнего фильма древние города инков? Нет, ты объяснишь, но все равно что-то останется не перелитым в слова. – Она подумала и продолжала серьезнее. – Может быть, имеет смысл интерпретировать схватку Мефистофеля с Фаустом как извечную борьбу мужского и женского начал. Потому что, я считаю, логика дьявола по своей непознаваемости и странности близка как раз к женской.