— Светочка моя! — Валентин стоял рядом и гладил ее по волосам.
Ни он не чувствовал прикосновений, ни она. Но этот жест нежности вырвался у него чисто механически. Неосознанно.
— Что же ты, милая моя, не говорила, как у тебя тут? Ни разу и словом не обмолвилась. Не пожаловалась. Такое скотство.
А подумав, Валентин понял, что, даже если бы она пожаловалась, то что бы он сделал? Вот, что? Покивал головой? А надо было начальнику физию разбить. А он бы не разбил.
— Милая моя, Светочка! А теперь тебе и пожаловаться будет некому…
— Светка, хватит там прятаться! — крикнул кто-то, заглянув в туалет. — На Катькином столе телефон уже раскалился!
— Иду! — крикнула Света, вытирая слезы.
— Господи, да у них тут серпентарий! И ни слова… — Валентин проводил Свету взглядом, когда та выходила из туалета. Сгорбленная, поникшая, униженная.
Валентину очень не хватало слез.
— Я и Анечку, доченьку свою, так и не защитил.
Мгновенный перенос в тот класс, где он дрожал, стоя перед учительницей.
Анечка сидела под партой, а вокруг нее коршунами вились одноклассники и выкрикивали:
— Куда это наша курочка спряталась? В курятничек? А чего же ты не кудахчешь? Зернышек тебе подсыпать?
И какой-то мальчик кинул в нее жменю семечек.
— Или тебе червячков накопать надо? Конечно! Червячки — это мясо! Ты же тощая как глиста!
— Так она не курица облезлая, а глист, который из…
Класс потонул в издевательском смехе. И только Аня тихо плакала под партой.
— Девочка моя! — Валентин присел рядом с ней на корточки. — Я учительницы испугался, а ты из-за этого такое тут терпишь! Бедная моя, Анечка!
Как там Дима говорил? Разозлиться? Нет, Валентин не разозлился. Он был в ярости! Ярость, которая перешагнула за все грани безумия!
Валентин переносился от Светы к Ане, мечась, как волк в капкане. То понукания в адрес жены, то злые слова в адрес дочери. Снова Света плачет в туалете, Аня бежит по коридору, размазывая слезы по лицу. Света спотыкается, бегая между своим столом и столом Катерины. Аня прячется в раздевалке под курткой. Кричат на Свету, требуя документы, которые Катерина куда-то убрала. Дети бросаются в Аню портфелями, а та лишь прикрывается своим.
Ярость, крик, злость! И множенное стократ из-за бессилия что-то изменить.
— Воу-воу! Притормози! В глазах рябит уже!
Валентин завис в непонятном где-то.
— Так-то лучше. Что ты тут устроил, болезный? Не понял, что ли, помер ты! Вали уже куда-нибудь, куда тебя высший суд определит.
— Нет! — крикнул Валентин.
— Что, значит, нет?
Перед самым носом Валентина материализовалась беленькая собачка. Одарила взглядом презрения и врезала лапой по лицу.
— Успокойся, истеричка!
Пощечина от собачки немного отрезвила.
— Готов поговорить? — спросила собачка. — Или еще задней врезать?
— Спасибо, не надо. А ты кто?
— Я — категорически недовольный твоими метаниями дух, а зовут меня Нелли.
— Валентин, — он представился.
— Вот ты мне скажи, с какой блохи ты перебаламутил весь астрал? А еще ревешь, как потерпевший!
— Там! — выкрикнул Валентин. — Там такое, а я! Я! Надо вмешаться! А оно никак! Надо было раньше! А я не знал. Не мог. Но надо, ведь…
Его запал угасал на глазах. Правда, информативностью его речи не блистали.
— Неупокоенышь, значит, — протянула Нелли, — а еще с чувством невыполненного долга. Как я понимаю, по доброй воле успокаиваться ты не хочешь, и отбывать в положенные чертоги отказываешься?
— Да! — ярость опять полыхнула в сознании Валентина. — Я хочу защитить свою семью! А еще отомстить!
Спеленать неуспокоенную душу и отправить по месту назначения для Нелли труда не составило бы. Рядовое явление. Но прозвучало волшебное слово, которое Нелли очень любила, и всеми лапами была «ЗА». И слово это — месть!
Она, конечно, дух добрый, но справедливость, как бы, ей ближе.
— Валентин, — проговорила Нелли заинтересованно, — а месть твоя праведная?
Валентин рассказал подробно, что было с ним в жизни. А еще рассказал, что самое важное узнал уже после жизни. И вот оставить он это все просто так не мог. Права морального не имел.
— Валентин, — в глазках Нелли вспыхнули зловещие огоньки, — а как ты отнесешься к некоторым нарушениям правил?
Лукавство прямо из-под шерсти пробивалось.
— Если это поможет мне отомстить, то мне плевать на все законы. Даже если меня потом накажут, я готов ко всему. Но я должен защитить своих родных людей!