Кеуа вошел в образовавшееся отверстие и потянул за конец болтавшейся веревки. Отвалившийся кусок коры медленно начал подниматься и принял свое первоначальное положение.
Откуда-то снизу виднелся свет.
— Кто дома? — спросил Кеуа.
— Это я, Роза, — отвечал голос снизу.
— А где Окалани? — спросил канак.
— Окалани в лесу. Он говорил, что ожидает вашего прихода, — отвечала негритянка.
— Да, я слышал его сигнал, — сказал канак.
С этими словами он спустился вниз по деревянной лестнице и очутился в довольно просторном подземелье.
Возле стола, накрытого белой скатертью, стояла негритянка, державшая в руке керосиновую лампу, которой освещала лестницу, пока спускался канак.
— Как дети будут рады видеть вас, Кеуа! — сказала она, поставив на стол лампу.
— Я тоже очень доволен, что мог, наконец, выбраться сюда; ну, а как они себя чувствуют? — спросил Кеуа.
— Очень хорошо. Загорели, окрепли и строго исполняют ваш наказ, — отвечала Роза.
— Вы говорите о кокосовом масле? — улыбаясь, спросил Кеуа.
— Ну да, — отвечала негритянка. — Каждое утро оба натирают все тело кокосовым маслом и в одних трусиках бегут через лес к морю, в ту самую бухточку, которую вы им показали.
— И каждый день они туда ходят? — спросил канак.
— Почти что ежедневно. Еще не начинает рассветать, Окалани отводит их к морю, а вечером приводит их домой, — продолжала негритянка. — Чего они только не нанесли сюда с морского берега! Смотрите, — указала она на угол, заваленный целой кучей раковин, обломков коралловых ветвей и множеством красивых камней.
— Значит, все пока в порядке, — сказал канак. — Вы только, Роза, с ними туда не ходите.
— Да что вы, Кеуа, разве я сошла с ума! — воскликнула негритянка. — Я и то все время дрожу при мысли, как бы их кто-нибудь не увидел и не донес. Окалани приносил нам газеты, мы читали о том, как нас разыскивают.
— Пусть себе ищут! Ни один дьявол не заглянет сюда, а, кроме меня, никто не знает той бухты, куда дети ходят купаться. Там они под охраной Окалани в полной безопасности, — отвечал Кеуа.
— А долго ли нам придется еще так мучиться? — спросила Роза.
— Нет, недолго. Вот как вернется из Японии Дик, так мы вас и спровадим, — отвечал канак.
— Куда же, в Японию? — поинтересовалась негритянка.
— А там видно будет. Разве в нашем положении можно заранее намечать себе маршрут? Вы должны быть готовы тронуться в путь каждый день, Роза, — отвечал канак.
— Ах, да что это такое? Ваша куртка, Кеуа, вся в крови! — вскричала негритянка.
— Пустяки. Это я, пролезая сквозь папоротник, наткнулся носом на обломанный стебель, ну, вот и пошла кровь, — сказал Кеуа.
— Снимите же скорее куртку, я вам замою пятна, а не то после их трудно отмывать, — предложила негритянка.
— Спасибо, Роза, лучше дайте мне чего-нибудь поесть. Я очень проголодался и устал, как собака, — сказал канак, — После я
посплю часа два. С рассветом мне надо ехать встречать пароход, прибывающий из Америки.
— Сейчас, сейчас, — засуетилась Роза. — Вот постель Нэлли, — указала она на лежавшую на полу груду листьев, бережно накрытых пледом, а вот это Петина кровать, она более жестка; он наложил себе прутьев и говорит, что это его пружинный матрац; ложитесь на любую.
— Ну, уж нет, я прилягу где-нибудь в углу на листьях, — отвечал Кеуа.
— Да ведь дети все равно не спят на этих кроватях, — сказала негритянка.
— А где же они спят? — с удивлением спросил канак.
— Там, наверху, на дереве, — смеясь, отвечала Роза. — Это Нэлли придумала. Давай, говорит, устроим себе гнездо, Петюк, и будем жить, словно птицы. Я сначала думала, что они шутят. Какое! Оба залезли на самую вершину, и Петр принялсяза работу. Сплел он из прутьев две длинные корзины и подвесил их к веткам что ни на есть в самой гуще листвы. Натаскали они туда листьев и спят там, каждый в своей койке.
— Ну и молодцы ребята! — расхохотался Кеуа.
Было уже совершенно темно, когда сверху послышался стук.
Кеуа крепко спал на постели Петра, и Роза решила не будить утомленного канака. Она дернула за конец веревки. Потайная дверь открылась, и в подземелье спустилась Нэлли, а за ней Петр и Окалани.
— Смотри, Роза, что мы принесли! — крикнула девочка, вытаскивая из сетки огромного краба.
— Тише, — остановила ее негритянка. — Кеуа спит, он очень устал, и мне кажется, что ему не совсем по себе.