— А вас, доктор Браун, обратился губернатор к врачу, мне остается еще раз поблагодарить за всю эту галиматью. Я вас очень прошу впредь меня не беспокоить относительно этой Келлингс. Вот она где у меня! — и он провел указательным пальцем поперек своего горла.
Обескураженный доктор поклонился н, не взглянув па фермера, вышел из губернаторского кабинета.
— Теперь пойдемте завтракать, дорогой мистер Маккалэн! Вас, наверное, с нетерпением ожидает ваша девочка, — сказал губернатор фермеру.
— Нелегко быть губернатором, сэр, — заметил тот.
— Ох, и не говорите, особенно теперь, в наш век социализма и этого проклятого большевизма, против которого никакие меры не помогают! — со вздохом согласился губернатор.
— К четырем часам пригласите начальника полиции, да заготовьте приказ об его отставке, приказал губернатор секретарю, проходя со своим гостем через приемную.
XII. Два брата
— Не горячи свою лошадь, Джим! Посмотри, она и без того вся в мыле, а нам предстоит еще дальняя дорога.
— Да я и не думаю ее горячить, — обернувшись, отвечал тот, сверкая своими белыми, ровными зубами, ярко выделявшимися на его темном лицо, почти скрытом большой панамой. — Посмотри, Вилли, как она рвется из-под седла, я почти в кровь истер свои руки, сдерживая ее, — сказал он.
Этому всаднику на вид нельзя было дать больше двенадцати лет, другой же выглядел гораздо старше и казался почти сформировавшимся мужчиной.
Откинувшись корпусом немного назад, мальчик с трудом остановил свою лошадь, продолжавшую нервно перебирать ногами.
— Да успокойся же, моя красавица, не надо так горячиться! — ласково обратился он к лошади и похлопал ее по потной шее.
Та как-будто поняла слова своего седока. Она сразу притихла и спокойно пошла рядом с лошадью, на которой ехал старший.
— Я давно не ездил верхом, Вилли, наверное, у меня завтра все кости будут болеть, — сказал мальчик.
В ответ на это старший засмеялся.
— Ничего, поковыляешь немного, как гусь, и пройдет, — отвечал он.
В это время сзади послышался топот скачущей лошади.
Оба всадника обернулись и увидели несущегося к ним полным галопом канака.
— А вот наконец и Конама! — воскликнул Джим.
— Насилу я вас догнал, — проговорил подскакавший канак, осадив свою лошадь.
— Мы вое время ехали шагом, — отвечал старший. — Это ты замешкался, Конама!
— В кузнице задержали, а на некованой лошади ехать в горы невозможно, — отвечал канак.
— Давайте поедем рысью, — предложил он. — Мне хочется скорее выбраться на Науанское шоссе, а то потом там не проедешь.
— Почему не проедешь? — спросил младший из всадников.
— Да ведь сегодня воскресенье, и вся гонолулская знать направится в Пали верхом, в экипажах и автомобилях. После десяти часов там и шагом с трудом проберешься, теперь же мы встретим только рабочую молодежь. Эти, конечно, ни экипажей, ни автомобилей не имеют, — сказал канак и, ткнув ногами в бока своей лошади, понесся вперед крупной рысью.
Было семь часов утра. Город еще спал. Трамвайные рельсы поблескивали вдоль пустых улиц. Нарядные особняки, окруженные густой зеленью садов, тоже казались дремлющими. В праздники городская жизнь в Гонолулу начинается с восьми часов.
Проехав мимо шестиэтажного каменного здания, на крыше которого раскинулся великолепный тенистый сад, всадники свернули на Науанскую улицу.
— Что это за дом? — спросил Вилли проводника.
— Это самая большая гостиница в Гонолулу. Она принадлежит американскому миллионеру Юнгу, — отвечал тот. — Все особняки и дворцы в Гонолулу по большей части выстроены американцами и англичанами.
— Да неужели же здесь нет совсем богатых канаков? — заинтересовался Джим.
Юноши любовались девушками шоколадного цвета.
— Ну, как им не быть! Их тоже наберется немало. Вот когда мы будем возвращаться из Пали, то вы увидите, как их много здесь расплодилось.
Теперь навстречу всадникам начали попадаться гуляющие и катающиеся верхом туземцы. Их скромная одежда показывала, что это большей частью были рабочие или земледельцы.
Юноши любовались девушками шоколадного цвета, ловко, сидевшими по-мужски на горячившихся скакунах. Всадницы эти были одеты в белые «ходоку», т.-е. длинные рубашки без рукавов. Вместо кушака их талии были перетянуты гирляндами из листьев с вплетенными в них цветами. Ноги были босы, а распущенные черные волосы украшали венки из красивых гавайских цветов.