— Ах, как бы мне хотелось его осмотреть! — воскликнула Нэлли.
— После обеда я вас туда сведу. Это здесь рядом, — ответила хозяйка.
Хозяйка дома была уже пожилая вдова. Она хорошо владела английским языком, а потому ее гости могли с ней свободно объясняться.
Когда, сопровождаемые каначкой, Петр и Нэлли спустились к таровому полю, оно было совершенно залито водой, сквозь которую виднелись большие густо разросшиеся листья, державшиеся на коротких стебельках. По своему виду листья эти напоминали лопух.
— Таро может вызревать только в воде, — заметила каначка, — и вырастить его нелегко, так как таровое доле, как и рис и сахарный тростник, требует искусственного орошения. Если бы не Кока-Моко, то у нас не было бы этого вкусного таро, который вы так любите.
— Кто это Кока-Моко? — спросила Нэлли.
— Мой сын, — ответила каначка. — Он работает на сахарном заводе у Маккалэна. Сегодня он что-то замешкался. Обыкновенно в восемь часов он уже дома.
— А сколько лет вашему сыну? — спросил Петр.
— Шестнадцатый пошел. Он у меня единственная опора. Вот уж три года, как умер мой муж, и с тех пор Кока-Моко заменил его на заводе, отвечала каначка.
— Вы здешняя уроженка? — спросил доктор.
— Да, я здешняя, — ответила каначка. — Мои родители и родители моего мужа— крестьяне. Мы хорошо жили в свое время. Были у нас свои сахарные участки, скот и деньги. Я даже окончила школу в Гило. Но вот все больше и больше поселялось здесь плантаторов, и нам становилось все тяжелее и тяжелее.
— Почему? — спросил Петр.
— А потому, что обработка полей нам стала обходиться дороже, чем богатым американцам. У них имелись машины, а у нас их не было, — объяснила каначка. — А тут еще скупщики сахарного тростника, зажиточные канаки, сбивали на него цену. Они-то и наживались в то время, когда мы еле сводили концы с концами. Дело дошло до того, что мы уже не имели денег на обработку своих небольших плантаций. Наконец мой муж решил продать часть нашей земли. Пошел он к Маккалэну. «Зачем тебе продавать свой плантации? Я тебе помогу. Мы, американцы, пришли; сюда не для того, чтобы обирать крестьян, а, напротив, помочь им стать на ноги. Сколько тебе нужно денег?»— спросил он мужа. Взял муж деньги у плантатора и выдал расписку. Не понравилось это мне, а муж бранится. «Ничего ты не понимаешь, дура! Этот Маккалэн добрый и честный человек. Мы обязаны ему спасением от полного разорения».
На следующий год Маккалэн не только не потребовал от нас денег, а дал нам еще взаймы. Только впоследствии я узнала, что деньги: эти были даны уже не под простую расписку, а под залог всего нашего имущества.
Прошло три года, и мы очутились в кабале у этого паука. Муж потерял голову. Одних процентов набралось столько, что мы их за всю жизнь не были бы в состоянии заплатить.
Пришёл к нам Маккалэн. Осмотрел он нашу плантацию, да и говорит мужу: «Я добрый человек, и губить тебя не хочу. Иди ко мне работать на завод, а твои плантации я заберу вместо долга; вое равно они пойдут с торгов. Оставлю я тебе хижину с садом да таровое поле. Тебе этого хватит, года в три ты их у меня отработаешь», говорит.
— И вы согласились? — спросил Петр.
— А что же делать? Все равно наша земля и хижина пошли бы с торгов. Пришлось согласиться. Теперь хоть угол свой имеем мы с сыном, — отвечала она.
— Что же на самом деле мой Кока-Моко не идет? Уж не случилось ли чего на заводе? — проговорила хозяйка.
Ночью вернулись Дик, Окалани и Кока-Моко.
— Просыпайтесь, друзья, нам нельзя мешкать! — раздался голос Дика.
— В чем дело, что случилось? — с тревогой спросили Петр и Нэлли, вскакивая со своих постелей.
— Потом узнаете, собирайтесь скорее! А где же доктор? — спросил он.
— Он спит в саду в гамаке, — отвечала хозяйка.
— Кока-Моко, беги разбуди доктора, — обратилась она к сыну. — Я подвесила ему гамак между двумя пальмами у амбара.
Застегивая на ходу куртку, Петр взглянул на молодого канака, бросившегося к выходным дверям.
«Какой он статный и красивый!»— подумал юноша.
Дик вышел также на двор, и до слуха обеспокоенных Нэлли и Петра доносились короткие распоряжения, отдаваемые Окалани.
Раздался топот скачущих лошадей.
— Наконец-то! — воскликнул Дик. — Ну, давай седлать их нашими седлами, Окалани!
— Доктор Томсен, да где же вы? — снова раздался голос Дика.
— Иду, иду! — послышался в ответ отдаленный отклик норвежца.
— Ты готов, Петя? — спросила Нэлли.
— Я готов, только вот пояс с револьвером затяну. Ну, идем, — сказал он, — кажется, ничего не забыл.