Мысли Надежды менялись — побыла униженной, потом — гордой… Гордой была не долго, потому как вспомнила, что в кошельке денег осталось — кот наплакал. Если переезжать в областной город, где живет отец, билет купить не на что. Она запретила себе вспоминать о деньгах, оставленных Любой-мамой. И Надя решилась:
— Я согласна! Если можно — завтра выйду на работу.
— Вот и хорошо! — Директор с облегчением отложила бумажки в сторону и попросила: — Дайте свои документы, посмотрю!
Когда Надя подавала диплом, ее рука дрогнула — не для такой работы его получала! И она снова, лишний раз, недобро подумала о Вихрякове Платоне Федоровиче.
Перед выходом на работу она почти не спала. Лишь слегка, уже под утро, подремала. Размышляла о своей дальнейшей жизни. То, что запланировала первоначально, не получалось. Не предвидится у нее пока преподавательского стажа. Она не ожидала такого удара, как ей казалось — ниже пояса! Тогда переезд в областной город нечего откладывать. Уборщицей она может и без стажа устроиться. Да-а, уборщица с дипломом преподавателя — во как! Хотя сколько их сейчас, с дипломами, торгуют на рынке картошкой и помидорами? «Ничего, это временно!» — успокоила себя Надежда и постаралась взять себя в руки.
Она должна заработать денег на дорогу и на первое время на прожитье — квартиру, питание. Вчера Надя даже забыла спросить, сколько платят уборщице? Понимая, что не уснуть, девушка взяла лист бумаги, провела посредине вертикальную линию и, как заправский бухгалтер, озаглавила две колонки — «приход» и «расход».
Сразу поставила в колонку прихода то, что оставалось в кошельке. И это была пока единственная запись. К сожалению, расходная колонка заполнилась почти до половины. Утешением было то, что Надя внесла в расход суммы, которые понадобятся уже на новом месте жительства — квартира (которая будет явно дороже, чем здесь), питание на время поиска работы, пусть даже уборщицы (но в это время что-то надо есть), оформление всевозможных бумаг и так далее.
Утро наступило, и Надежда пошла зарабатывать деньги для выполнения задуманного плана. Отныне бумажка с расходом и приходом будет для нее единственным руководством к действию.
Не учла Надежда еще одного важного расхода. Она о нем на то время не подозревала. Лишь через пару недель узнала — ей предстоит сделать аборт.
Это сообщение отключило ее на какое-то время от жизненного процесса. Сидела и глядела в одну точку. По утрам машинально подымалась, кажется, что-то ела, шла на работу. Так же машинально мыла полы в кабинетах, на лестницах. Чего-то она ждала. Позже поняла чего: осознания случившегося. Оно пришло, лучше бы не приходило. Осознала — ей придется убить своего ребенка…
Закрывшись в комнате, дала волю слезам. Громко рыдать было нельзя, не хотелось, чтобы слышала хозяйка. Поэтому рот прикрывала ладонью, и слезы лились сами по себе. Удивительно — она совершенно забыла о человеке, с которым жила и который имеет прямое отношение к этой зарождающейся жизни. Имела в виду только себя. И если бы кто сострил, напомнив о «непорочном зачатии», она бы вполне серьезно согласилась.
Люба-мама привила Наде убеждение, что дети рождаются от любви.
Надя любила этот комочек внутри себя. И просила прощения — у нее нет возможности позволить ему явиться в этот мир. На поверку она оказалась ни к чему негодной. Разве что полы мыть…
Но за то долг ее папашки увеличился еще на один, чуть ли не самый весомый, пункт.
Заходя в операционную, она провела рукой по животу, шепнув: «Прости!»
Надежда уже лежала на операционном столе, когда медсестра спросила:
— А вы будете за обезболивающий платить? У вас за укол не заплачено.
У Надежды денег не оставалось совсем. Она на операцию заняла у напарницы по работе. Поэтому ответила:
— Мне не нужен укол!
Медсестра удивленно качала головой, а пожилой доктор, натягивая перчатки, благодушно проворчал:
— Молодец, девушка! Немножко потерпит, но зато — никаких последствий. В смысле — деток еще нарожает… А то обколются этими уколами и не чувствуют ничего, что там у них выскребают. Вот и получается — все почистят, а потом плоду не за что зацепиться!
Доктор говорил и говорил, ловко орудуя инструментами, заодно отвлекая пациента. Медсестра стояла рядом, держа Надежду за руку. Наде казалось, от боли у нее вылезут глаза. Из закушенной губы текла струйка крови… Но кричать она не имеет права: боль — это самое малое, чем она может заплатить за убийство…