Под аймаком на столе лежат две пачки жвачки Trident с корицей и стоит флакон духов Penhaligon’s, крышка флакона стилизована под золотую голову какого-то рогатого животного. На стене кабинета висит фотография Майкла Хатченса, сделанная в Париже фотографом Гарри Борденом в год и месяц моего рождения. На снимке Хатченс в очках позирует на балконе парижского отеля, смотрит куда-то вдаль, а в его пальцах тлеет сигарета. Это фото мне прислал на день рождения живущий в США друг, который сообщил, что на момент фотосессии Хатченс прибывал уже в глубокой депрессии и ему оставалось недолго. Вдоль стены кабинета расположены диван и маленький столик, на котором стоит диффузор Dr. Vranjes с ароматом удового дерева. Когда я начинаю читать «Антиглянец», дверь в кабинет открывается, и заходит Серега, заместитель Игоря; на его майке написано: Clash. Серега садится на диван и глубоко вздыхает:
— Че, как прошло?
— Жирно. Ты-то где был?
— Я, старик, дома был. — Серега достает из кармана джинсов капли для носа. — Со своей остался, она приболела. Заказали корейской еды и попили пива. А потом я просто уснул.
Серега пшикает себе в нос и глубоко дышит.
— Как речь, норм? — спрашивает он.
— Слишком высокопарно и много эпитетов. — Я откидываюсь в кресле и смотрю через весь опенспейс на стеклянный кабинет Игоря.
— В смысле? — удивляется Серега. — Я же просто ее по их пресс-релизу написал, почти ничего не менял.
— Ну вот Игорь сказал, чтоб в следующий раз было не так высокопарно, — смеюсь я.
— Вот пидор, а он свои колонки вообще читает?
— Думаю, нет. Разве не ты за него их пишешь?
— Нет, мне еще этого не хватало.
— Слушай, я сейчас сидел на встрече с акционерами, ну, ты видел…
— Угу…
— У Аллы на руке новые часы Cartier.
Серега снова глубоко вздыхает:
— Бля, как меня заебало уже это, старик. Все редакторы еле живут, а эти…
— Слушай, я даже не знаю, с чего она так резанула сверху, что картьехи новые. Да и вообще, где она их купила?
— Я уйти думаю.
— Куда?
— Да подальше отсюда. Все стало невыносимо.
Я беру со стола винтажное портмоне Versace, которое было сделано в год убийства дизайнера и уже сильно износилось, достаю оттуда тридцать тысяч рублей и протягиваю Сереге.
— Это за работу.
— Старик, только твои халтуры и спасают. — Серега пересчитывает деньги и добавляет: — Тут больше на десятку.
— Это за причинение морального вреда.
— Спасибо, брат. — Серега кладет деньги в задний карман джинсов, а потом наклоняется ко мне. — «Улететь» не хочешь?
— Куда?
— В туалет, куда, — посмеивается Серега.
— А-а-а, ты про это. Сейчас нет, рано еще — с ума, что ли, сошел. Там еще отец в переговорке до сих пор сидит. Представляешь, если мы пересечемся с ним в туалете.
— Ну, если что, у меня есть, — сообщает Серега. — Отличный взял.
Я вижу, как по коридору идет Леха в синих джинсах, черном пиджаке и белой майке. Он заходит в кабинет, здоровается с Серегой и обнимается со мной.
— Работаете? — спрашивает он.
— Угу, Серега уже «улететь» предлагает.
— Не рано? — спрашивает Леха.
— Я лучше понюхаю диффузор, — усмехаюсь я, беру со столика коричневую колбу, откидываюсь в кресле и вдыхаю аромат деревянных палочек.
— А чего ждать? — удивляется Серега.
— Тоже дело говоришь, — соглашается Леха. — У вас тут, конечно, своя атмосфера. Вы бы составили конкуренцию Энди Уорхолу.
— Мы круче, — гордо заявляю я.
— Ладно, я пошел. — Серега поднимается с дивана, потягивается и выходит из кабинета.
— Первый пошел… — говорит ему вслед Леха, мы громко смеемся, а Серега показывает нам средний палец через стеклянную дверь, улыбается и идет в сторону туалета.
— Так. — Леха запускает руку во внутренний карман пиджака, достает из него конверт и бросает мне на стол. Я подрываюсь в кресле, хватаю конверт и отправляю в ящик под столешницей, где у меня лежит загранпаспорт и много других конвертов от Лехи.
— Ты с ума, что ли, сошел? — спрашиваю я.
— Да успокойся, это всего лишь твоя маржа, а не…