— Помнишь, я тебе говорил про трещину? — спрашиваю я.
— Какую трещину, старик?
— Ну, которая на потолке была.
— Не, не помню такого. Ты точно со мной тогда общался?
— Мы с тобой по телефону говорили, и я просил тебя посмотреть наверх.
— Я не помню, Макс. Ну трещина и трещина, хуй с ней. Мало, что ли, их?
— Да просто это из-за нее все случилось, понимаешь? Там была трещина, прямо над столом Ники. Трещина сначала была маленькой, но все время увеличивалась, и на нее никто не обращал внимания. А я ее видел.
— Так сказал бы про нее, — вздыхает Серега. — Может, удалось бы спасти эту чертову редакцию.
— Я говорил тебе.
— Старик, ну я не помню этого. Да и какая хуй разница. Значит, не мне надо было про это говорить. Если бы ты по-настоящему хотел спасти редакцию, то рассказал бы об этом… хотя я даже не знаю, кому там вообще было не безразлично все это?
— Нам, разве нет?
— Нам просто нравилось быть там. Находиться. Понимаешь? Сами бы мы не смогли ничего спасти, даже если бы очень захотели.
— Ты думаешь? — За моей спиной толпа становится еще больше, и мне приходится придвинуться к столу, чтобы люди могли встать чуть ближе к телевизору.
— Уверен. А кто у тебя там так шумит?
— Это телек просто. Ты реально думаешь, что мы такие же, как и все там?
— Какие такие?
— Ну, что нам просто нравилось тусоваться и мы ни на что не обращали внимания?
— Конечно. Мы просто закрывали глаза на все, что может как-то нас задеть, и думали, что все пройдет мимо.
— Ну мы же что-то делали, Серег.
— Макс, да ничего мы не делали. Ни-че-го. Мы просто были в мыльном пузыре и убеждали сами себя, что все хорошо и что будем плыть дальше. Раз волну прошли, два, а спереди — цунами. Причем о цунами предупреждали. Говорили: пиздец, ребята, спасайтесь как можете, надевайте спасательные жилеты. А мы такие: да это просто еще одна волна. А по итогу и жилетов даже не оказалось, их кто-то спиздил. Нам оставалось смотреть на трещину и чего-то ждать. А представляешь…
— Что?
— …если бы реально кто-то погиб, — договаривает Серега в тот момент, когда на экране вертолет съемочной группы пролетает над разрушенными городами, руины которых словно уходят за горизонт.
Я молча смотрю на экран, а Серега спрашивает меня:
— Старик, ты куда пропал?
— Я тут.
— Где?
— Здесь я, Серег.
— Здесь, это где?
— Где по-настоящему треснула земля.
***
— С тобой все хорошо? — спрашивает Аня, а я убираю трубку от уха и смотрю на фотографию на ее аватарке, а затем возвращаюсь к разговору. — По новостям передают о сильном землетрясении в Италии. Как ты?
— Все хорошо, оно больше на Сицилии было, а тут все в порядке, — отвечаю я, пробираясь сквозь толпу по узкой улочке, ведущей к Пьяцца-дель-Дуомо. — Люди, конечно, напуганы, но здесь ничего не пострадало. Утром над домом пролетали вертолеты, которые направлялись в сторону эпицентра. Мне кажется, я во сне почувствовал дрожь из-под земли. Но, может, мне просто показалось. Ань, почему ты вчера не перезвонила?
— Я вымотанная была. Прости меня, пожалуйста. Я упала на кровать и просто уснула, — тихо произносит Аня. — Ты видел, что сегодня в телеграмах творится?
— Конечно, этим я больше шокирован, чем землетрясением, если честно, — отвечаю я, задевая плечом человека в красном поло и голубой панаме, который резко поворачивается ко мне, но я быстро иду дальше. — Землетрясение случилось здесь, а потолок обрушился в Москве. Знаешь, там была огромная трещина на потолке, на которую никто не обращал внимания. Вот и рухнуло все. Ты сдала квартиру?
— Там точно никто не пострадал? Фотографии страшные.
— Точно, я созванивался с коллегой недавно, все в порядке. Только редакции больше нет. Ань, когда ты прилетишь? Я вот сейчас увижу Дуомо, а ты еще не тут.
— Дуомо сейчас увидишь?
— Угу.
— Там красиво очень. А погода как?
— Очень жарко, я аж горю.
— У нас все льет не прекращаясь. В общем, у тебя все хорошо, да?
— Ну да, — отвечаю я и обхожу белую Vespa, — но одному — нет.
— Скажи, отец тебе не звонил еще?
— А зачем ему мне звонить? — удивляюсь я, и Аня долго молчит. — Чтобы что сказать?