— Кексик, — говорит папа, вставая и неловко притягивая натянутое тело матери в свои объятия. — Сейчас иди вниз в столовую и хорошенько пообедай. И тебе не помешает бокал охлажденного «Шардоне». Возвращайся, когда будешь готова. Я останусь здесь и послушаю, что скажет жучок Бринн.
— Я не спущу с неё глаз! — визжит моя мать.
— Тогда, кексик, — говорит он мягко, целуя её в лоб, — я думаю, тебе придётся согласиться с разгадкой этой тайны, потому что наша девочка, похоже, настроена решительно.
Мама глубоко вздыхает и фыркает.
— Ну, могу я, по крайней мере, заказать нам что-нибудь в номер?
— Было бы здорово, мам. Спасибо.
Я улыбаюсь ей в ответ, когда она направляется в гостиную номера, а затем поворачиваюсь к отцу.
— Спасибо, пап.
Он отмахивается от моей благодарности.
— Итак, позволь мне убедиться, что я понимаю: Уэйн напал на тебя, и он мёртв. Кэссиди спас тебя и жив.
— Да.
Слава Богу.
— Кроме того, Уэйн был биологическим сыном этого Пола Портера, а Кэссиди…? Не является?
Я пожимаю плечами.
— Я не знаю. Я не знаю, были ли Пол Портер и мой Кэссиди кровными родственниками, но я знаю, что Кэссиди верил, что Пол, серийный убийца, был его отцом. Я видела фотографию их вместе на пикнике в 1995 году. Плюс, Кэссиди был очень скрытен насчёт своего отца. Не хотел обсуждать его. Менял тему каждый раз, когда я пыталась.
— Жучок, — говорит папа, его глаза обеспокоены, — ты уверена, что хочешь в этом покопаться? Может быть, ты найдёшь что-то, чего не хочешь.
— Например, что?
— Например…
Он делает глубокий вдох, его губы кривятся.
— Что если он сын серийного убийцы?
Это хороший вопрос. И, возможно, для другой женщины ответ дался бы нелегко. Но я знаю своё сердце. Я не пропускаю ни секунды, прежде чем ответить.
— Мне всё равно, — отвечаю я, торопясь и задыхаясь, потому что хочу, чтобы папа услышал меня. — Он всё ещё тот человек, который спас меня. Он всё ещё тот человек, который заботился обо мне. Он всё ещё тот человек, которого я люблю. Мне всё равно, кем был его отец. Папа, если бы ты знал его, какой он самоотверженный, какой умный и способный, как он заставляет меня чувствовать себя…
— Я понял, жучок. Я просто… я хочу для тебя самого лучшего, — говорит он, в его глазах беспокойство, когда он проводит рукой по своим всё ещё блестящим серебристым волосам.
— Я люблю его, папа, — снова бормочу я, глядя в зелёные глаза, так похожие на мои, и теребя браслет на запястье.
— Твоя мама отметила важный момент, — говорит он, и орлиный взгляд, который так хорошо служил ему в зале суда, теперь пригвоздил меня к месту. — Ты любила Джема, когда мы разговаривали с тобой в последний раз. Откуда ты знаешь, что это не какое-то… увлечение?
Я стараюсь не чувствовать себя обороняющейся, потому что знаю, что мои чувства к Кэссиди реальны, но мои родители заслуживают немного времени, чтобы понять, как радикально изменилось моё сердце за несколько недель.
Я сохраняю свой голос размеренным и мягким.
— Как я уже сказала, я всегда буду любить Джема. Он был хорошим человеком, и мы…
Размышления Хоуп об относительном счастье нашего с Джемом союзе стремительно возвращаются.
— Я думаю, мы были бы счастливы. Но Джема больше нет.
Я останавливаюсь на мгновение, чтобы дать своим словам дойти, прежде чем продолжить.
— Но папа, я тридцатилетняя женщина. Я знаю себя. Я влюблена в Кэссиди. Я должна дать нам реальный шанс. Я никогда не смогу двигаться дальше, если не сделаю этого. Я застряну здесь, размышляя о нём до конца жизни.
— Хорошо.
Папа кивает, и я вижу по его глазам, что я победила его.
— Я услышал тебя, жучок. Я в деле. Расскажи мне больше.
— Три тарелки блинчиков и кофейник в пути, — сообщает мама, присоединяясь к нам в спальне.
— Это просто прекрасно, кексик, — говорит папа, когда она снова садится рядом с ним на кровать. — Теперь, Дженни, ты читаешь все эти детективы. Что ты обо всём этом думаешь?
Она пожимает плечами, потом поджимает губы.
— Почему нападавший назвался Уэйном?
Мгновение я смотрю на неё, моргая и чувствуя раздражение. Со всеми вопросами, которые можно было бы задать, она сосредоточилась на вымышленном имени Уэйна?
— Мам, я действительно думаю, что есть более…
— Я имею в виду, — продолжает она, глубоко задумавшись, — твой Кэссиди действительно верит, что он Кэссиди, верно? Действительно ли Уэйн верил, что он Уэйн?
Весь ветер в моих парусах негодования улетучивается.