Я облизываю губы, ища на его лице признаки огорчения или понимания, но ничего не нахожу. Я слегка улыбаюсь ему, но он не отвечает, а затем продолжаю.
— В ту ночь дежурным врачом был доктор Элиас Максвелл. Он, вероятно, знал, что его старшая медсестра, Тереза Хамфриз, не так хорошо справлялась со своими обязанностями, как на протяжении большей части её тридцатилетнего стажа, потому что уже несколько месяцев страдала от опухоли головного мозга, которая, вероятно, и влияла на её суждения и выполнение работы. Но она всё ещё была старшей медсестрой родильного отделения. Она была ответственна за двух маленьких мальчиков, родившихся в ту ночь — Кэссиди Портера и Джексона Уэйна-младшего.
— Через две недели, 30 апреля, она вышла на пенсию. А через три недели после этого она скончалась.
— Что ты такое говоришь? — спрашивает он, его грудь поднимается и опускается от поверхностных вдохов, взгляд суров.
Сглатываю.
— Оставайся со мной, Кэсс, хорошо?
Он кивает, но это не неспешный жест. Он резкий и нетерпеливый, гадающий, куда я клоню с этой дикой, запутанной историей. О, Кэсс. Оно приближается. Я обещаю.
— Один ребёнок уехал домой с Портерами, — продолжаю я. — Другой отправился домой с Уэйнами.
Он всё ещё кивает мне, его глаза широко раскрыты и напряжены.
— Не тот ребёнок уехал домой с Портерами, — говорю я, как можно осторожнее, — а это значит, что не тот ребёнок уехал домой с Уэйнами.
Я задерживаю дыхание, а он смотрит на меня, не двигаясь, не вздрагивая. Единственное, что я вижу периферийным зрением, — это безжалостный подъём и падение его груди.
— Что ты… что ты говоришь? — снова спрашивает он. А потом он спрашивает в третий раз, его голос становится громче и более безумным. — Бринн, что ты такое говоришь?
— Я говорю, что твоё имя при рождении, — я быстро сглатываю, стараясь сохранять спокойствие, сжимая его руку в своей, — Джексон Уэйн-младший.
Он освобождается от моей руки, как будто она обжигает его, и всё его тело отдёргивается от меня. Его голос хриплый и низкий.
— Это… это невозможно. Это безумие.
— Кэссиди, — говорю я, заставляя себя восстановить контроль над своими эмоциями. — Ты не биологический сын Пола Айзека Портера. И никогда им не был.
— Бринн, — произносит он, морщась, когда поворачивается ко мне лицом, — я знаю, что ты хочешь, чтобы я был кем-то другим, чтобы ты могла…
— Нет, Кэсс, — перебиваю я его. — Это ты — кто-то другой. У меня есть доказательства.
— Это невозможно. Моей мамой была…
— Нора Уэйн.
— Нет. Нет! — кричит он, его глаза широкие и дикие. — Розмари Клири была моей матерью.
— Розмари Клири любила тебя и вырастила, — говорю я, — но твоя биологическая мама — Нора Уэйн.
— Жена пастора? Нет. Нет. Нет, нет, нет. Нет, нет, нет, нет, нет. Я знаю кто я. Я… Я знаю, кто я такой. Я всегда знал.
— Кэссиди, — мягко произношу я, беря его за руку, которую — я благодарна за это — он позволяет мне держать, — я могу рассказать тебе больше.
— Это неправда, — говорит он в отчаянии. А затем, более тихо: — Это не может быть правдой.
— Может, — заверяю я, моё сердце разрывается из-за него, — потому что это так. Можешь меня послушать? Есть ещё кое-что.
Он проводит рукой по волосам и кивает, но его голос прерывается, когда он произносит:
— Ч-что? Что может быть ещё?
— Ты помнишь имя человека, который напал на меня?
Я опускаю подбородок и смотрю ему в лицо — наблюдаю, как он вспоминает, как ужас правды начинает обретать для него смысл.
— Уэйн.
— Да, — говорю я. — Джексон Уэйн. — Человек, который напал на меня, человек, который… который умер в тот день, думал, что его зовут Джексон Уэйн, но Кэсс…
Сейчас я должна продолжать. Ему нужно всё это услышать.
— Он умер. Он умер, когда ты его отбросил. И когда они обнаружили его тело, у него не было никаких документов, поэтому полиция провела ДНК тест. В системе было только одно совпадение.
Я делаю паузу, прежде чем связать для него факты в единое целое.
— С Полом Айзеком Портером… его биологическим отцом.
— О… Боже! — всхлипывает он, его дыхание становится неровным, он зарывается руками в волосы и отворачивается от меня.