— Я ненавижу людей, — говорю я Майло, моему четырёхлетнему сиамскому коту.
Мурлыкая, он расхаживает взад-вперёд по столу между моих предплечий и тёплой клавиатурой, затем резко падает на неё. Экран быстро начинает заполняться строчкой за строчкой вопросительными знаками.
— Я не смогу работать, если ты останешься тут, — говорю я, делая ещё один глоток кофе.
— Мяу, — отвечает он, облизывая лапу. Ну что ж. Тем хуже для тебя.
Майло всегда был болтливым. Именно поэтому Джем выбрал его для меня из всех других котят в зоомагазине в тот день.
— Теперь у тебя будет кто-то, кто составит тебе компанию, пока ты работаешь, — сказал он, протягивая кассиру свою кредитную карту.
— Мне никто не нужен для компании, — заметила я. — Мне нравится работать одной. Кроме того, кошачий туалет — занятие не для меня.
— Я буду держать его в чистоте, — пообещал Джем.
— Я не хочу нести ответственность за кота, — настаивала я скулящим тоном.
— Просто позволь ему быть твоим другом. Я буду заботиться о нём, — сказал он, его ново-английский акцент был ярко выраженным на слове «заботиться», что больше походило на «забориться».
В конце концов, это то, что поколебало меня, — то, как его сладкие губы сказали «заботиться». Мои пальцы сжались. У меня всегда была слабость к акцентам, и как коренной житель Сан-Франциско, я влюбилась в него с первого приветствия.
Джеремая Бентон был из Бангора, штат Мэн, места столь далёкого от залива, что оно с большим успехом могло бы быть вообще другой страной.
— Что будешь пить? — спросила я, когда впервые увидела его.
Я работала за барной стойкой и была поражена синевой его глаз, когда он посмотрел на меня, но решила не обращать внимания на то, насколько безумно, невероятно горяч он был.
— Что угодно, что у тебя зесь есть на разлив.
«Зесь».
— Зесь? — повторила я, поднимая бровь, мои губы изогнулись.
— Ты потеряла «д»? — спросил он, улыбаясь мне сквозь неряшливую бороду.
— Думаю, это сделал ты, — поддразнила я, протягивая ему пинту пива Go West! IPA (прим. 0,6 л).
Он выпил половину пива и провёл рукой по бороде, прежде чем снова заговорить, эти аквамариновые глаза лишь чуточку потемнели, когда захватили мои.
— Милая, держу пари, что потеряю больше, чем просто «д» с тобой, к тому времени, как всё закончится.
Вот так… мне пришла крышка.
Он рассказал мне, что только что провел месяц в походе по Национальному парку Сьерры по заданию для туристического журнала.
Я рассказала ему, что в жизни не была в походе.
Он назвал меня городской пижонкой и спросил, когда я свободна, чтобы совершить первый.
Я никогда не встречалась с клиентом до того дня, несмотря на множество предложений, но ему я сказала, что свободна в следующую субботу.
Он потерял «д». Я потеряла своё сердце.
— Мяу? — вопрошает Майло, замирая на своём месте, его голубые глаза требуют, чтобы я вернулась к сегодняшнему дню, что, к сожалению, включает создание веб-сайта для бассейнов Стью.
Я осторожно сталкиваю Майло с клавиатуры и удаляю четыре страницы вопросительных знаков, переключаясь обратно на учётную запись электронной почты.
«Нет, Стью. Мне жаль, но, если вы помните, наш контракт даёт мне три недели на создание сайта. Он будет готов к 26 июня, как я и обещала».
Мои пальцы пролетают над клавишами, глаза следуют за буквами всегда медленнее. Когда они, наконец, оказываются на дате, пальцы замирают, и у меня перехватывает дыхание.
26 июня.
26 июня. День. Рождения. Джема. Тридцатилетие Джема.
В горле образовывается комок, такой большой и такой болезненный, что я практически задыхаюсь, поэтому поднимаю руку и массирую горло, отодвигая своё вращающееся кресло от стола подальше от даты, дальше… дальше… дальше...
— Должен. Был. Быть.
Я сказала это вслух, слова более горькие, чем мой кофе.
«Был бы… был бы… был бы тридцатый день рождения Джема», — я заставляю себя это признать.
Мой психотерапевт, Анна, сказала мне, что это бывает вот так, когда вы потеряли близкого в результате насильственной или неожиданной смерти: в течение многих лет или иногда, в крайних случаях, на всю оставшуюся жизнь, вы всё ещё могли отслеживать важные дни и этапы. Это потому, что вы не смогли попрощаться или подготовиться к прощанию. Даже если вы когда-нибудь сможете смириться с их смертью, часть вас, возможно, не будет убеждена, что близкого на самом деле нет. Некоторая тайная, скрытая, тоскующая часть тебя может упорно держаться за неосознанные, иррациональные убеждения, что они не исчезли вообще, просто пропали, просто далеко. И когда ваш мозг заставляет вас понять, что они на самом деле мёртвы…