Я даже задержалась на лестнице, чтобы понаблюдать за Александром чуть больше, чем это положено нормами приличия. В руках у него находился пышный букет белых роз. Тонкие музыкальные пальцы, аккуратно с бережностью держали цветы, будто качая младенца. Этот человек казался мне совершенным и, наверное, я влюбилась в него еще в момент, когда наши взгляды впервые встретились.
Эта истина меня испугала, причем настолько сильно, что вдруг стало дурно. Я не знаю этого человека настолько, чтобы вот так просто взять влюбиться в него. Да я и Германа толком не знаю, но в его присутствии мое почему-то сердце быстро сучит скорей от страха, чем от нежных чувств.
Александр, словно бы ощутив мое присутствие, посмотрел на меня, а затем широко улыбнулся. Я была ослеплена этой красивой улыбкой и не видела за ней всего того, что хранилось во взгляде бездонных коварных голубых глаз.
Я быстро спустился и тоже улыбнулась. Александр подошел ко мне ближе, я ощутила легкий приятный аромат мужских духов, что всё же немного горчил.
— Добрый вечер, — его спокойный голос рождал в моей груди какую-то приятную вибрацию, превращающуюся в теплую волну и расплывающуюся по всему телу.
— Добрый, — как-то неуверенно, даже зачарованно ответила я.
— Это вам, в знак моей победы и почтения, — Александр протянул мне букет, и когда я его приняла, поцеловал мою руку.
Я смотрела в его ясные глаза и не могла собраться с мыслями, чтобы что-то ответить. Он как-то странно влиял на меня, и я не могла понять: хорошо это или плохо?
— Арина, почему ты держишь нашего гостя буквально на пороге? — к нам, спускаясь по лестнице, приближался Герман.
— Я… Мы просто, — я растерялась, и нервно сжав букет в руках, уколола шипами себе пальцы.
— Понимаю, еще не привыкла к роли хозяйки, — муж выглядел веселым и даже беззаботным. Подойдя к нам, он приобнял меня за плечи. — Что случилось?
— Укололась, — ответила я, прижав пораненный палец к губам.
— Да, цветы штука коварная, — зачем-то произнес Герман и протянул руку Александру. — Очень рад, что вы всё же приняли наше приглашение.
— Как же я его мог не принять? — рукопожатие, на мой взгляд, продлилось дольше, чем нужно и, кажется, что в воздухе начало зарождаться напряжение.
— Может, пройдем в столовую? — предложила я.
— Да, конечно, — Герман так странно посмотрел на Александра. В душе затрепетала тревога, что муж чувствует этот удивительный магнетизм между мной и Ломовым.
Мы заняли места за уже накрытым столом, домработница поставила в вазу букет и деликатно удалилась.
— Прекрасный дом, — произнес Александр, рассматривая убранство столовой.
— Да, все так говорят. Я горжусь им, он в некоторой степени олицетворяет меня, — гордо заявил Герман, расправив салфетку на своих коленях.
— А я вот не люблю большие дома. Была бы возможность вообще, жил в машине и колесил по миру, — Александр улыбнулся и охотно потянулся за едой.
— Я думал, что вы уже выросли из того возраста, когда хочется просто путешествовать и не заботиться о делах насущных, — Герман криво усмехнулся.
— Так ведь возраст ничего почти не значит. Хочешь увидеть мир, так сделай этого. Успеть погрязнуть в рутине дней мы все успеем.
— Допустим. А как же работа? Путешествовать нужно за деньги. А как же близкие люди? Иногда они нуждаются в нашей поддержке.
— Ну, зарабатываю я и сейчас, а близкие… Тут, конечно, посложней.
Я смотрела то на Германа, то на Александра. Их разговор больше напоминал игру «пинг-понг» и такая игра мне совсем не нравилась. Я думала, что муж пригласил Ломова для дружеской беседы и обсуждения общего увлечения, а на деле создается впечатление, что Герман просто хочет унизить гостя или самоутвердиться за его счет.
— Александр, а как вы решили прийти к занятию автогонками? — спросила я, тем самым стараясь снизить градус накала.
— Можно просто Саша. Если честно, то никакой особенной истории здесь нет. Я всегда был неуправляемым ребенком, и папа просто решил отдать меня в этот спорт, чтобы я выплёскивал свою энергию на трассе. Вначале я изучал автомобили, позже сел за руль. Мне понравилось это занятие, вот и втянулся в него.
— Да уж, действительно, история самая обычная, — подытожил Герман и осушил бокал красного вина.