— Но тебе, как и мне когда-то, дали шанс всё исправить и стать тем, кем ты мог бы стать, пойди твоя жизнь по другому пути, — продолжил Матвей, не давая Глебу окунаться в уничижительные мысли.
Поглощенный размышлениями, Бейбарсов не сразу понял смысл его слов.
— Что?
— Знаешь, у нас фамилии начинаются на одну и ту же букву, забавно, правда? — улыбнулся Багров и продолжил без паузы: — Тебе вернут магию, Глеб.
Бейбарсову показалось, что он ослышался. Не может быть, чтобы фраза, больше которой он хотел услышать лишь признание в любви от Тани, действительно прозвучала. Не в его мечтах, болезненных снах-фантазиях, а в реальности, на кухне его нижегородской квартиры.
— Но… как? — хрипло прошептал он, подавшись вперёд. — Чем я заслужил и чем мне придется за это заплатить?
Матвей усмехнулся:
— Магию тебе возвращает не мрак. Ты больше не будешь некромагом, вот что самое главное. У света нет никаких подвохов, но есть условие, которое будет одновременно и испытанием: так как природа твоей магии будет светлой, ты должен будешь доказать, что достоин её. Срок тебе даётся год. Это не значит, разумеется, что тебе нельзя будет сказать крепкое словцо или обратить внимание на красивую девушку. Имеются в виду не мелкие страстишки или слабости, свойственные всем нам, а нечто более глобальное: если в твоём сердце появится хоть намёк на подлость, эгоизм, гнильцу, магия сама покинет твоё тело. Если за прошедший год ты сможешь доказать, что заслужил шанс на искупление, то магия признает тебя и останется с тобой навсегда. Пока же она даётся, можно сказать, в аренду.
Глеб сидел, оглушенный. Он всё перебирал в голове десятки вопросов, которые там возникали. Мысли путались, текли куда-то не туда, а потом обратно возвращались к самому важному. И фоном всему этому служила мечтательная улыбка рыжеволосой девушки.
Заметив его состояние, Матвей Багров усмехнулся, протянул руку, и, схватив ладонь Бейбарсова, насильно прижал к своей груди. Глеб хотел дёрнуться, но почувствовал, как в руку ему ударилось что-то мощное: это было не сердце.
А в следующую секунду всё стало неважно.
Его существо затопил сияющий, слепящий свет. Искрящийся, жизнерадостный, он проникал в каждый тёмный угол измученной, запутавшейся души, освещал её и дарил ясность. Этот исцеляющий, спокойный свет вдруг разом помог расставить мысли в стройный ряд, откинув при этом все лишние и ненужные. И, когда Багров отпустил его руку, Глеб уже всё знал и понимал.
А в голове у него осталось всего несколько важных мыслей, которые он облёк в два слова: искупление и Таня.
Бейбарсов не заметил момент, когда Матвей ушёл, он просто обнаружил себя сидящим в одиночестве перед кружкой с остывшим кофе. Но в комнате ещё висели слова Багрова:
— Жди. К тебе придут.
И Глеб ждал, спокойно и терпеливо, наполненный изнутри этим светом, который, исцелив многие его раны, так никуда и не делся.
========== 3. Глеб ==========
***
Ты не даёшь мне заканчивать
предложения.
Мерцает мысль в панике
и затухает вновь.
Георгий Победоносец
Копьём бьет на поражение —
Так ты выгибаешь бровь.
***
Но, поднявши руку сухую,
Он слегка потрогал цветы:
“Расскажи, как тебя целуют,
Расскажи, как целуешь ты”.
И глаза, глядевшие тускло,
Не сводил с моего кольца.
Ни один не двинулся мускул
Просветленно-злого лица.
О, я знаю: его отрада -
Напряженно и страстно знать,
Что ему ничего не надо,
Что мне не в чем ему отказать.
(Анна Ахматова. Гость)
Земфира — П. М. М. Л.
Земфира — Мы разбиваемся
***
Таня не выдержала на седьмой день после того злополучного сна. Всю неделю она ходила, как привидение, и Ванька смотрел на неё, как человек, ожидающий бури. Несколько раз он пытался поговорить, но девушка обрывала его тихим «Всё хорошо», целовала в уголок губ и уходила.
Сама Таня если и понимала, что с ней происходит, то признаться себе боялась. Ей было страшно сказать даже мысленно: я устала от жизни в этой глуши, от этой однообразной, засасывающей рутины, устала жить вдали от всего, что мне дорого. А ещё она скучала: по Тибидохсу, по драконболу и ежедневным выматывающим тренировкам, которые она так любила и без которых её привыкшие звенеть от напряжения мышцы, кажется, превращались в кисель. Гроттер скучала по преподавателям и своим друзьям.
И она скучала по Глебу. Хотя в этом она не то чтобы никогда и никому не призналась — этой мысли Таня не позволяла даже чуть-чуть поднять голову.
Но она скучала, её терзала тревога. Ей хотелось знать, что с ним, как он живет, как он справился со всем, что на него свалилось. Хотелось так сильно, что в конце концов долго сдерживаемые эмоции просто потопили под собой все доводы разума, и она схватила зудильник, валявшийся на кровати.
Ванька был на заднем дворе, возился с Тантиком, поэтому Таня без опасений могла сделать один звонок. Долгое время никто не отвечал, и она уже решила, что это знак, когда изображение зарябило, а потом сфокусировалось, явив Тане возмужавшее, но по-прежнему веснушчатое и очкастое лицо Шурасика.
— Татьяна! — воскликнул он, поправив очки. — Вот так звонок! Как вы там поживаете в тайге? Всех хмырей полечили, всех лешаков подружили?
Таня хмыкнула:
— А как твоё ничего, Шурасик? Книги в библиотеке Магфорда от тебя пока не разбегаются?
— Нет, все стоят на своих местах, — серьёзно ответил в прошлом главный тибидохский ботаник.
Сарказм в свой адрес он так и не научился воспринимать.
— А как… эээ… Лена? — осторожно поинтересовалась Гроттер.
— Ленка? Хорошо! Вот, пару часов как вернулась… ммм, в общем, летала она кое-куда, — неловко закончил Шурасик. — Да ты сама у неё спроси!
Что-то зашуршало, изображение на поверхности зудильника запрыгало, послышался неразборчивый шепот. Таня тревожно бросила взгляд в окно — оттуда был виден угол сарая и Ванькина прямая спина, который стоял и что-то втолковывал нетерпеливо дергающему хвостом жеребцу.
— Привет, Таня! — раздался знакомый голос, и на плоском дне зудильника появилось лицо Ленку Свеколт.
Её цветные косы были длиннее, чем Таня помнила, а лицо чуть более расслабленным и спокойным, однако между бровей девушки залегла неровная складка.
— Лена, привет, — ровным голосом поздоровалась Гроттер. — Как вы там?
— Хорошо, — кивнула Свеколт, — Шурасик учится, я ему помогаю. В свободное время езжу по стране. Ты не представляешь, сколько здесь жило и живёт некромагов! Такая богатейшая история! Всей жизни, даже некромагической, не хватит, чтобы изучить.
— Я рада, что вы нашли себя, — искренне улыбнулась Таня. — А как… как другие? В смысле, как Жанна и…?
Она не договорила. Просто не могла заставить себя произнести это имя.
Складка на лбу некромагини стала глубже.
— Таня, давай начистоту. Тебе не так интересна моя жизнь или жизнь Жанны. Ты ведь позвонила узнать о нём, так?
Таня кивнула.
— Зачем? — напрямик спросила Лена.
Такого прямого вопроса внучка Феофила Гроттера не ожидала. Что она могла ответить? Я беспокоюсь? Я скучаю? Мне не всё равно, что с ним? Ответь она так, следующим вопросом будет «Почему?», а на него Таня не то что не хотела — не смогла бы ответить. Она и сама не знала, почему. Или просто обманывала сама себя, делая вид, что не понимает очевидного: ей не безразлична судьба Бейбарсова. И никогда не была.
В конце концов, девушка решила, что правда — пусть и несколько скорректированная — предпочтительней всего. Бросив ещё один взгляд в окно, она тихо ответила:
— Я просто хочу убедиться, что у него всё хорошо.
Ленка долго молчала, разглядывая Таню, так пристально, что последней стало не по себе, а потом вздохнула:
— С ним уже всё хорошо, можешь не волноваться. О нём есть кому позаботиться.
— Уже? — рыжеволосая ведьма ухватилась за это слово.
— Думаю, ты и сама понимаешь, каково ему было в начале, — нахмурилась Свеколт. — Он набедокурил, конечно, но всё равно мало кто заслуживает того, через что ему пришлось пройти.