К нему тут же, цокая каблуками, подплыла Гробыня Склепова, сияя самой ослепительной из своих улыбок.
— Кусайпесиков, какие люди! Как твоё ничего?
Глеб заверил, что его ничего вполне себе, и что лучше бы Гробыня беспокоилась о «ничего» своего супруга.
— Что ты, Пинайжирафиков, у Гуни всё как надо! И у меня тоже! Смотрел нашу с Грызианкой передачу?
— Нет, Трупенция, я слышал. Однажды чуть не поседел от звуков, которые издают хмыри в период спаривания. Я уже было удивился, но оказалось, это твой смех — зудильник сам сработал, поймав вашу передачу.
Гробыня хмыкнула. С одной стороны, она не любила, когда в битве сарказма побеждала не она. С другой, приятно хоть иногда встретить достойного соперника.
Только Глеб облегчённо выдохнул, вырвавшись из плотного облака склеповских духов, как его окружили Жора Жикин, Дуся Пупсикова и Верка Попугаева.
— Привет, Глеб! Мы слышали о том, что тебе вернули магию. Как оно, без некромагических штучек? — поинтересовалась Попугаева.
Бейбарсов признал, что без «некромагических штучек» ему живется тоже неплохо.
— Хорошо выглядишь, — пропела проходящая мимо Ритка Шито-Крыто.
— Да! — подхватил Жикин, пальчиком помяв бицепс Глеба. — Ты качаешься?
Глеб вежливо отвел от себя Жикинский палец, поясняя, что качаются лопухоидные быки из охранных агентств. Жора важно закивал, соглашаясь: он всегда поддакивал тому, кого считал более авторитетным.
— У тебя тоже красивые мышцы, — вдруг вставила Дуся Пупсикова, глядя на Жикина и краснея.
«Ууу, всё ясно!», подумал Бейбарсов, бочком протискиваясь к выходу. Одновременно он пытался осмыслить две вещи: что могло связывать Жикина и Пупсикову и где последняя разглядела у Жоры мышцы.
По дороге к кабинету академика бывший некромаг встретил ещё с десяток знакомых. Кто-то радостно хлопал его по плечам или пожимал руку, кто-то буравил настороженным взглядом, помня о том, что Глеб творил прежде. Но всё равно какое-то странное чувство против воли разливалось у него в груди: старый-добрый Тибидохс, старые-добрые однокурсники. Приятная, тёплая ностальгия.
Добравшись, наконец, до больших двустворчатых дверей, охраняемых сфинксами, Глеб дважды постучал. Створки распахнулись, и он очутился в уютном полумраке кабинета. Сарданапал сидел в своём любимом кресле. Его цветные усы привычно боролись с бородой, пытаясь завязаться вокруг неё бантиком.
— Не ожидал твоего возвращения так скоро, — спокойно заметил академик, но что-то в его мудрых глазах, поблескивающих за стеклами очков, говорило: он не исключал подобный исход.
— Я тоже, — подтвердил Глеб, уже привычно усаживаясь напротив.
— Значит, ты не смог, — констатировал Сарданапал.
В его голосе не было осуждения, но Бейбарсова всё равно окатило жуткой волной стыда и презрения к себе. Однако он выдержал взгляд старика, отвечая:
— Да. Простите, я вас подвёл. Но я отправлюсь туда завтра.
Сарданапал подался вперёд, упирая о стол сцепленные в замок руки, задумчиво разглядывая молодого мужчину перед собой. Даже его беспокойные усы перестали трепыхаться: точнее, левый ус, зависнув в воздухе, отражал состояние хозяина, тогда как правый по-прежнему донимал белоснежную бороду. Отщелкнув его пальцем, академик произнес:
— Нет, Глеб. Ты больше не поедешь на Алтай, по крайней мере, пока. Ты ещё не готов… подожди, не перебивай меня! Ты не готов! Я предполагал это, но теперь убедился окончательно. Как заразу вытравливают из себя постепенно, так и ты должен исцеляться медленным темпами.
Бейбарсов гневно сдвинул брови. Он кипел от ярости и бессилия, и спокойный тон Сарданапала, его понимающий взгляд никак не улучшали ситуацию.
— Выходит, все эти месяцы были напрасными? Если я не смог выполнить главное?
Академик улыбнулся:
— Не это было главным, Глеб. Главное впереди — твоё испытание событиями и чувствами. Новый человек в тебе ещё робок и неуверен, но я вижу, какой личностью ты можешь стать, если наберешься терпения. То, что ты не смог перебороть себя в этот раз, не значит, что ты слаб. Просто всему своё время. И да, — добавил он, — важнейшее задание, которое ты исполнишь, тебя тоже ожидает впереди. И это не обыск избушки на Алтае.
— Что же это? — удивился бывший некромаг.
— Терпение, — снова повторил Сарданапал, подняв палец. — Помни о терпении. Я скажу тебе в своё время.
Глеб был раздражен, и не мог скрыть этого. Тогда он решил зайти с другой стороны.
— Почему вы не сказали мне о предстоящей встрече выпускников?
Лукавая улыбка старика говорила о том, что он прекрасно видел желание Глеба докопаться хоть до чего-то, но не намерен был подыгрывать ему.
— Потому что, как уже было сказано, я предполагал, что ты вернешься, когда все уже разъедутся. А если нет, то ты просто будешь рад встрече со старыми друзьями.
— Друзьями? — сарказмом сочилась каждая буква.
Академик улыбнулся ещё шире:
— Ну, тут твои сестры, как минимум. И, полагаю, есть ещё кое-кто, кого ты, возможно, хотел увидеть…
В горле у Глеба вдруг пересохло. Он ничего не ответил, продолжая сверлить Сарданапала напряженным взглядом. Академик посерьезнел. Выпустил из перстня искру, приструнив усы, и те повисли вдоль морщинистого лица двумя цветными лентами.
— Я могу быть с тобой откровенным, Глеб?
Бывший некромаг внутренне подобрался. Он догадывался, что последует за этим вопросом, и, хотя ему не хотелось касаться этой темы, за прошедшие девять месяцев он стал невольно доверять Сарданапалу. Ведь из всего магического мира именно он первым подал ему руку после возвращения магии. Первым дал понять, что Глеб заслуживает шанса всё исправить, и предоставил ему такую возможность. В конце концов, Бейбарсов просто-напросто уважал старика. Поэтому он медленно кивнул.
— Я знаю почти всю историю. С твоих слов, со слов Тани… Остальное мне позволил дополнить жизненный опыт, оформив полную картину. Разумеется, тебе известно моё мнение о твоих прежних поступках. Мне не нравилось то, что ты делал с Таней.
Глеб промолчал: он не видел смысла оправдываться. Более того, он вообще не был намерен обсуждать свою личную жизнь с кем бы то ни было. Однако, сделав для академика исключение, он развязал ему руки. Поэтому, сцепив зубы, Бейбарсов слушал, что тот скажет дальше.
— Но то была любовь некромага. А сейчас ты маг с силами, подаренными светом. Они не сделали и не сделают из тебя другого человека, нет. Но могут помочь освободить и раскрыть всё лучшее, что в тебе было и доселе дремало, придавленное тяжестью некромагического дара. Ты понимаешь это?
Глеб покачал головой:
— Я не чувствую, что становлюсь хоть каплю лучше. Есть ощущение, что из меня ушла вся гниль, но и только.
— Это уже немало, — заметил академик. — Важно то, что ты хочешь стать лучше.
— А вы уверены, что я хочу? — резко перебил его Глеб.
Вокруг глаз Сарданапала вновь собрались лучики морщинок:
— Безусловно. Иначе ты воспользовался бы Мантией Сонного Паралича. Ты согласился бы на предложение охотника за глазами. Ты бы до сих пор преследовал Таню и не давал бы спокойно жить ни ей, ни себе. Некромаг Глеб Бейбарсов, чья сущность раздиралась на части ещё и двумя тёмными личностями, поступил бы именно так. Не важно, чем ты руководствовался в последний год, принимая эти решения, неважно, скольких усилий тебе это стоило. Тебе был предоставлен выбор, и ты выбрал правильно. Именно это и отличает тебя прежнего от того, кем ты постепенно становишься.
Покинув кабинет директора, Бейбарсов медленно брёл по освещенным магическими факелами коридорам. Иногда на его пути встречались парочки, в которых он безошибочно узнавал вчерашних студентов. Понимающе усмехаясь, бывший некромаг сворачивал в другую сторону: он понимал, как волнует кровь ощущение того, что ты вернулся в прошлое.
Слова академика не убедили Глеба, но заронили в его душу зерно надежды. Крошечное, робкое, оно тем крепче становилось, чем больше его носитель грел в себе свою любовь. Сокрытая, спрятанная ото всех, накалившаяся докрасна, она тлела внутри, причиняя немыслимую, но сладкую боль.