– Сперва я хочу взглянуть на ребёнка… Та-ак. Мальчик выглядит крепеньким. Это хорошо. – Он перевёл взгляд с перепуганной Севель на Нумерия, который изо всех сил пытался сделать уверенное лицо, но получалось не очень. – Мой господин распорядился привести эту женщину к нему. Он её забирает.
– То есть как это – «забирает»? – Нумерий повысил голос. – Севель моя жена.
– Не сомневаюсь, что если его светлость пожелает, вы охотно с ней разведётесь. Я прав? – Чиновник взглянул на хозяина дома так, что у Севель всё внутри оборвалось. Она вдруг поняла, что это серьёзно.
– Пусть! – вскрикнула Радель. – Пусть забирает! Пусть её забирают, а детей мы замечательно вырастим сами! Я сама займусь мальчиками, всё равно Анике некогда. Муж мой, так и надо сделать, раз граф желает… – Она вцепилась в Нумерия и смотрела с надеждой, которой тот ответил разве что удивлением. Он вряд ли понимал, что происходит.
Зато Севель поняла. Она стиснула Славенту, прижала его к себе и неожиданно для самой себя закричала. Сознание, пребывавшее в холодном равновесном состоянии, было ошеломлено такой странной реакцией подсознания и даже в какой-то момент попыталось взять происходящее под контроль. Крик прервался, но вскоре зазвучал снова, и женщина сдалась своим чувствам, в один момент превратившим её, нормального здравомыслящего человека, в нечто бешеное и истеричное.
Ребёнок, которого разбудил дикий вопль матери, встрепенулся и заревел тоже, и в гостиной воцарился совершенный хаос. Кричали уже все, даже Аника, от которой раньше Севель не слышала даже громкого окрика, а Нумерий безуспешно пытался забрать младенца из рук младшей жены. Но та, вцепившись в него намертво, оцепенела. Даже когда муж схватил её за плечи и затряс, в ярости крича, что он не будет отнимать у неё сына, просто заберёт, чтоб она, дура, не напугала малыша до судорог и не раздавила его, эффекта это не возымело.
– Довольно! – крикнул графский чиновник, и хаос воплей на удивление быстро увял. Последней утихла Севель, и то лишь тогда, когда гость взял её за локоть. – Успокойся, ребёнка у тебя не забирают. Подготовьте и других детей.
– Я не собираюсь отдавать своих сыновей… – вспылил было Нумерий, но человек графа одним взглядом заставил его замолчать.
– Я отвезу женщину и детей его светлости, а дальше его светлость примет решение сам. Не вынуждайте меня вызывать охрану. У этой женщины, как я знаю, трое детей.
– Старший сын находится в пансионе при школе.
– Значит, двое. Будьте любезны собрать их за пятнадцать минут. Ну-ка, милая, дай мне взглянуть на ребёнка. Ты его совершенно напугала. – Чиновник легко отобрал у Севель младенца, и мальчик на удивление сменил дикий истошный крик на всхлипывания. – Ну-ка, успокойся, малыш. У меня у самого есть такой. Правда, он только один. – Чиновник холодно посмотрел на подавленную женщину. – Давай, иди, собери его вещи. Обещаю, что никому не отдам ребёнка. Давай, я жду.
Съёжившись, Севель вышла из гостиной – и тут на неё налетела Радель. Такой она не была ещё никогда – её глаза пылали, искусанные губы были противоестественно яркими, волосы рассыпались по плечам, лицо было выразительным, словно на обложке модного журнала. В тот момент Севель вдруг воочию увидела, чем когда-то пленился Нумерий, пленился настолько, что забыл и о выгодном браке, и о сотнях других женщин, жаждавших порадовать его, и был поглощён только этой одной. В Радели действительно полыхал огонь, в глубинах которого мечтал сгореть любой мужчина.
Сейчас же она была почти безумна.
– Ну зачем?! Зачем! Зачем тебе нужны все эти сыновья?! Ты родишь ещё одного, а у меня никогда больше не будет детей!.. Ты не можешь лишить отца его детей, ты должна их оставить! Рожай себе других… Зря я подумала, что ты нормальный человек! Ты же всего хочешь нас лишить, всего! Что тебе нужно? Деньги?! Дениз тебе заплатит, жадная ты тварь!
– Прекрати! – Нумерий силой отрывал Радель от младшей супруги. – Прекрати, я сказал. Если не заткнёшься, я с тобой разведусь, поняла? Разведусь.
– И это мне говоришь ты? После всех клятв, которые ты мне давал… Ты сам хочешь отказаться от детей? От своих сыновей? Чего ты тогда стоишь как мужчина, а? Любой может забрать у тебя что угодно – жену, детей – и ты только утрёшься!
Нумерий ударил её по лицу, и когда она упала, добавил следом, кулаком, со всего маха. И встал, растерянный, над уползающей прочь воющей женщиной, словно пытался понять, как же так получилось, что жизнь его рухнула, и былая любовь превратилась в нечто совершенно ненужное и даже противное. Севель, обесчувствовавшая от всего происходящего, боком и по стенке пробралась к лестнице, а оттуда взбежала наверх. Беспорядочно собирая вещи по комнате, она задумалась, зачем вообще это делает, ведь ей-то это не нужно.
Но как было воспротивиться, если ей приказали? Севель настолько привыкла повиноваться, что совершенно не отдавала себе отчёта в своём стремлении выполнить распоряжение, кто бы его ни отдавал. Это было нечто естественное, как дыхание или желание отдохнуть, если устал. Просто раз приказывают, значит, имеют право, и лучшее, что тут можно сделать – подчиниться.
Собрав же вещи, она замерла, прижимая к груди рубашечку Радовита. Мысленно женщина уже почти смирилась с тем, что лишится двух младших сыновей. Конечно, Нумерий это так не оставит, он добьётся того, чтоб ему отдали его мальчиков, Радовита и Славенту. И тогда у Севель, дай бог, останется один Ованес. Ну зачем он может быть нужен отчиму? Уж его, наверное, Нумерий бывшей жене отдаст. И женщину пронизала дрожь. Эта покорность вдруг и ей самой показалась противоестественной.
Скрипнула дверь, и внутрь заглянула Аника. Она была в смятении, глаза бегали, но всё-таки это была прежняя Аника – собранная, с тихим, но авторитетным голосом, внимательная. Халат она сменила на домашнее платье, приличное и аккуратное. И в руках несла свёрток.
– Тебя там ждут внизу. Малыш попискивает. Спать хочет, конечно. Вот, возьми, я тебе бутербродов с собой собрала. Ты не волнуйся, если граф тебя оставит, а детей велит отдать отцу, я позабочусь о мальчиках. Не беспокойся, пожалуйста. Всё будет хорошо. – И, заметив, что её затрясло, поспешно подняла руку. – Нет-нет, послушай! Я тебя понимаю! Я никого из сыновей у тебя отнять не хочу! Я говорю лишь на тот случай, если обстоятельства так сложатся, и не будет выхода. Тогда – поверь мне – я сделаю всё возможное, чтоб твои дети жили спокойно и ни в чём не нуждались. Но я не Радель и не стану этого добиваться.
– Зачем она… так со мной…
Аника сморщилась.
– Не обращай внимания. Горше нет разрушенных надежд. Когда в начале жизни ты на гребне, а потом – на дне, с этим трудно свыкнуться. Вот и получается, что правильнее идти от малого к большому, завоёвывать положение и помнить, что всё преходяще. Тогда, может быть, не опозоришься так и не потеряешь даже то, что ещё осталось. Держись, девочка. Может быть, эти перемены и к лучшему. В доме графа тебе будет безопаснее, оттуда тебя наверняка не похитят. Ну, успокойся же. – И притянула к себе дрожащую в истерике Севель.
Та разрыдалась. В материнских объятиях Аники это было легко. Однако и Аника уже начала нервничать, коситься на дверь и в конце концов осторожно отлепила Севель от себя.
– Ты прости, но нам надо идти. Боюсь, если ты разозлишь графского посланника, он может обойтись с тобой суровее, чем собирался вначале. Пойдём. Пойдём…
И потянула её за собой.
Внизу ждали уже четверо – сам чиновник и трое охранников, рослых и сумрачных вооружённых мужчин. Один из них держал за руку сонного и перепуганного Радовита, второй забрал у Севель сумку, а третий подхватил её за локоть. Вёл он её мягко, без напора, но держал так, что и мысли вырываться не возникло. В его хватке она совершенно сникла, покорилась и позволила посадить себя в машину. Единственное собственное движение, которое она сделала – устроившись на сидении, потянулась за ребёнком. И чиновник без возражений отдал ей сына, а также поинтересовался, нужна ли ей помощь в том, чтоб одеть его и запеленать.
Севель справилась сама, после чего прижала к себе младенца и с большим трудом успокоила его. Ребёнок заснул, а с другой стороны к ней прижался Радовит и тоже задремал – он не привык бодрствовать так поздно. Машина буквально летела по тёмным улицам города – не чувствовалось ни ухабов, ни других неровностей асфальта – и уже через полчаса остановилась у ворот графского особняка. Внутрь заглянул охранник, прошёлся взглядом по Севель – в нём было столько любопытства, будто молодая женщина тут сидела голой. Ещё через несколько минут ей помогли выбраться из лимузина.