– Вы же знаете, что я ничего не думала, и меня никто не спрашивал.
– Вначале так и было. Но ты здесь уже два года. Любая женщина умеет показать мужчине, что он ей не по вкусу. Уж за два-то года ты могла бы десяток раз повести дело так, чтоб граф отправил тебя обратно. – Нумерий смотрел на неё всё мрачнее и мрачнее. – Признай – ты просто не захотела.
Севель не опустила глаз.
– Да. Не захотела.
– Что и требовалось доказать. – Он взмахнул рукой со смесью удовлетворения и восторга.
– Я не захотела злить его светлость, господина всех этих земель, владельца и города, и пригородов, и всего прочего. Если его светлость желает что-то получить, он это получает. В противном случае, – Севель развела руками, – тот, кто ему отказывает, платит высокую цену.
– Вот именно, – проворчала разбиравшая какие-то бумаги младшая распорядительница дома, неодобрительно оглянувшись на Нумерия. И Севель, и Нумерий посмотрели на неё с удивлением. Трудно было рассудить, чему удивился он, но она впервые видела женщину, которая могла вот так спокойно и даже довольно жёстко спорить с мужчиной. – Ты, знаешь ли, забылся.
– Это ты забылась! Молчи и делай своё дело. Ещё всякое холопьё мне тут не раздавало указания!
– Да я-то, может, и холопьё! – Женщина выпрямилась и повысила голос. – А ты-то кто? Давай, скажи о том, что нужно делать невесте его светлости, хоть бы даже и графине, не говорю уж о самом господине! Что, только по углам силён языком трепать? Говнюк! – И, сердито хлопнув стопкой бумаг о бюро, вышла из холла.
Не решаясь развязать скандал с челядью графа, Нумерий обратил гневный, ненавидящий взгляд на Севель. Он долго искал, что бы такое ей сказать, и выдавил лишь:
– Даже не думай, что я приму тебя, когда граф вышвырнет тебя за дверь с дочкой на руках. И сыновей у тебя отберу, а потом расскажу им, что ты шлюха и беспринципная тварь, ты доброго слова не заслуживаешь, и не сомневайся – они мне поверят. А ты сдохнешь в канаве. Такого только конца ты и заслуживаешь, неблагодарная мерзавка.
Он оттолкнула Радовита, когда шёл к дверям, но мальчик лишь удивлённо посмотрел ему вслед. Его мысли были заняты другим. И Севель, дрожа, потянулась к нему, прижала к себе, приголубила.
Она не спала ночь, ворочалась и плакала. Она вспоминала, как чувствовала себя, когда узнала, что беременна. Какая безнадёжность овладела ею, когда она поняла, что скоро лишится своего сына. Каким облегчением окатило её, едва Нумерий принял решение… Он решил жениться на ней, едва увидел Ованеса, и тем самым её спас. Он ведь её спас… А как поступила она…
Слёзы невозможно было остановить. Севель время от времени уставала настолько, что забывалась подобием сна, потом просыпалась, и вина снова начинала выжимать из неё слёзы по капле. Под утро к ней в комнату ворвалась разъярённая служанка – та самая младшая распорядительница, что накануне выговорила Нумерию – и начала кричать, что госпожа сошла с ума. Что жизнь ребёнка, которого она носит, в тысячи раз важнее всего, ради чего стоит рыдать, и что женщина не может так дурно относиться к своему главному дару. Потом, глядя на измученное, осунувшееся, залитое слезами лицо Севель, чуть-чуть смягчилась и попробовала мягко выяснить, что же произошло.
И тогда Севель разрыдалась уже на её плече. Она путано и сбивчиво рассказала историю своего знакомства с Нумерием и рассказывала бы дальше, если б распорядительница решительно не остановила её. Женщина держалась твёрдо, но внимательно, с участием, а это всегда открывает душу того, кто пребывает в глубоком смятении и совершенно разбит.
– Послушай меня, девочка. Он, конечно, сделал для тебя многое, и тебе есть за что быть ему благодарной. Но подумай о том, что ты сама дала ему! Ты ведь подарила этому мужчине двух сыновей! Большинство мужчин и мечтать о таком не могут. Теперь в глазах окружающих он – вдвойне мужик, чем кто-либо из его знакомых. Думаешь, это ничего не стоит? Нет, дорогая моя, это стоит намного больше, чем его помощь тебе. Да, очень своевременная, но кто больше выиграл от этого? Нет, я не так спрошу – выиграл ли он от этого? Да конечно! Были ли бы у него двое сыновей, если б он не женился на тебе? Нет, не было бы. Может, и одного не было бы. А сейчас он злится на тебя, потому что не сумел оставить за собой женщину, которая понадобилась сильному мира сего. Сам упустил, а крысится на тебя. Это некрасивый поступок.
– Но, наверное, он прав, и я могла бы убедить его светлость, что я не та, которая ему нужна, и тогда бы…
– Но ты – именно та. – Распорядительница осторожно погладила её живот. – Видишь, младенец скоро увидит свет, и мне кажется, тогда мир убедится, что у тебя всегда будут рождаться только одни мальчики.
– Вы так думаете?
– Я в этом уверена, моя дорогая. Знаешь, судьба редко улыбается кому-то. Но если она это делает, поток её щедрот бесконечен. А значит, ты будешь выигрывать и выигрывать. Попомни мои слова. И успокойся. Будь уверена – граф тебя не бросит просто так. Да, любви к тебе он пока не испытывает, но полюбит тебя как мать своего наследника и, возможно, мать других сыновей. Потом, возможно, ты станешь матерью нового графа, вдовствующей графиней. Взгляни на её светлость. Кто определяет политику и управляет всем в графстве, пока его светлость представляет свои владения в императорском Совете? Ты знаешь ответ на этот вопрос. Вот это реальная власть.
– Я никогда не хотела власти. Я просто хотела спокойно жить.
– О, это сейчас. Потом, знаешь ли, всё может измениться. А ещё подумай о том, что даже если ничего не получится, и родится девочка, за то время, пока ты будешь женой графа, твои старшие сыновья получат очень неплохое образование. Ведь тебе наверняка захотят дать второй шанс, так что время будет. Потом ты сможешь поддерживать своих сыновей небольшими суммами – а со временем уже они станут тебе опорой. Ты знаешь, что такое школа Восхождения Семи? О, перед твоим старшим, если он её закончит, будут открыты сотни дверей. А он – мальчик умненький, он своего шанса не упустит. – Она похлопала Севель по руке, уже уставая от этого разговора. – Ну, успокойся. Всё будет хорошо. Не надо рыдать. Твой бывший муж, конечно, будет до конца времён на тебя обижаться, но эта твоя вина перед ним – вроде мешка, который ты вольна сбросить с плеч, если желаешь. Это не настоящая вина. Поняла?
– Думаете, у меня всё-таки будет мальчик? – пробормотала Севель. Теперь, когда она успокоилась наконец, на неё навалилась усталость и сразу потянуло в сон.
– Думаю, да. Наверняка же снова мальчик.
– Даже жалко… Я всегда хотела девочку.
– Знаешь, что скажу? Этого добра во всех краях империи – с избытком. Хочешь девчонку? Только обмолвись об этом, и тебе сразу натащат два десятка лишних младенцев на воспитание. А лучше всего возьми в приюте подросшую. Она сразу будет полезна, поможет с детьми. И благодарна будет не в пример младенцу… Да, ложись спать. Я вызову врача, пусть тебя осмотрит.
Севель не то, чтобы на самом деле успокоилась, но всё-таки ощутила какое-то облегчение. Всегда проще отринуть чувство вины, когда окружающие твердят тебе: ты ни при чём, ты не виновата, вздохни освобождённо и живи дальше.
Свадьбу, сыгранную в главном городском храме, она почти не запомнила – слишком боялась, а потом слишком устала. Ей не разрешили ни посмотреть шествия, ни поучаствовать в празднествах – сразу после церемонии отвезли в графский особняк и закрыли в комнате наедине с изысканными яствами, мол, отдыхай и угощайся, врач разрешил только это.
Ближе к ночи в комнату пришла старшая супруга графа – взглянуть на новую сосупружницу. Севель не успела даже сообразить, что к чему, и сползти с кровати, как следом за этой знатной дамой в спальню торопливо вошёл сам граф и прикрыл за собой дверь.
– Маделин, ты обещала, что не будешь к ней подходить.
– Но я ведь должна познакомиться…
– Мы с тобой уже об этом говорили!
Дама скользнула по Севель взглядом, который при желании можно было истолковать как угодно.
– Не понимаю, чего ты боишься. Разве девочка принадлежит к какому-нибудь значимому роду? Мне нечего было бы с ней делить, даже если бы появилось такое желание.