Пока ждала ответы, вертела коммуникатор в руке и вдруг из баловства решилась отправить короткое сообщение тому курсанту-гвардейцу, с которым обедала в ресторане. Её репутация безупречна, государю не придёт в голову поручать кому-то её проверить. Но даже если придёт… Да, выкрутиться так, чтоб убить даже малейшие подозрения, будет сложно. Но можно. Риск вполне стоит удовольствия.
«Привет. Должно быть, уже не помнишь меня», – и отложила коммуникатор. Служанка принесла чай, расставила на столике блюдца со сластями. Внезапно пришёл скорый ответ.
«Отнюдь, ещё как помню!»
Рудена удивилась, но и развеселилась.
«Неужели я чем-то примечательна?»
«Конечно! Мне очень нравятся умные женщины. Хотел бы встретиться с тобой ещё раз».
«Ты так быстро отвечаешь – неужели у курсанта есть возможность?»
«Я пока на складе, отдыхаю. Могу и поболтать. Встретимся?»
«Не сегодня. Знаешь, я вся в смятении. Хотела спросить совета. Скажи – если бы ты получил от командира прямой запрет что-то делать, но видел бы, что нарушение этого запрета могло бы спасти множество жизней, а может быть, сохранило бы страну от краха – как бы ты поступил?»
«Что – вся в работе?» – прилетело от собеседника. И чуть погодя: «Нарушил бы. Что делать».
«Ты нарушил бы прямой приказ командира?»
«Конечно. Я же мужчина. На мне ответственность». И через несколько мгновений высветилось следующее сообщение: «А чей приказ-то»?
«Его светлости», – написала Рудена. Ни к чему было сразу пугать его государевым титулом. Масштабы всё равно будут ему понятны.
«Сурьёзно». «Я б нарушил, если дело того стоит». «Ну их в жопы, знатных ублюдков, что они понимают в том, как надо!» «Советую – ты подумай, что бы тебе приказал его величество. Вот так будет правильно. Не потакай вельможам».
Над последним сообщением Рудена задержалась дольше всего. Долго думала, крутя коммуникатор в пальцах, будто не знала, на что решиться. Потом стёрла всё, что получила, едва слышно процедила: «Ну надо же, как ты помог!», однако в ответ отправилось послание с цветистыми благодарностями и невинным кокетством. Разумеется, всё сохранённое в «Отправленных» герцогиня тоже стёрла.
Она не знала, зачем вообще стала советоваться с посторонним человеком. Что она узнала? Что он (как, видимо, большинство обывателей) не уважает и не доверяет представителям высшей знати? Надо же, какая неожиданность! Что верит в мудрость императора? Тоже – вот ведь удивительно! Не на это ли работает вся титаническая машина государственной пропаганды?! Если завтра его величество лишится короны по глупости, из-за внезапно сковавшей его пассивности, из-за вдруг проявившегося неумения справляться с проблемами (хотя всё это – вряд ли, он не таков), или просто потому, что ему не повезёт, на трон взойдёт кто-нибудь из ныне ненавидимых высокородных вельмож. И тогда обыватели станут любить уже его. А какой у них выход…
Отчасти им даже проще. Когда от тебя ничего не зависит, и ты можешь лишь наблюдать, проще верить в справедливость мира, а примеры обратного можно как-нибудь истолковать или чем-нибудь оправдать. Было бы желание (а оно есть). Если ты человек, далёкий от политики, погружённый в свои обычные дела и заботы, интересующийся старинной литературой, архитектурой южного побережья или выращиванием котиков, тебе не составит труда поверить в справедливый мир, в котором ты будешь чувствовать себя вполне уютно. На неудобные факты, в конце концов, можно просто закрывать глаза.
Поистине незнание есть благо. Но что делать тем, кто не может его себе позволить? Конкретнее: что делать ей?
Очень кстати постучался гвардеец с посланием от государя. Его величество не приказывал, а просил супругу явиться к нему – уже хороший знак. Герцогиня позвала горничных и велела подготовить её. Раз муж не пришёл к ней сам и не позвал к себе через служанку, а отправил целого гвардейца, значит, к нему надлежало являться в соответствии с протоколом и этикетом, то есть при полном параде. Придворный туалет мог занять и три, и четыре часа, но на этот раз (Лалла к счастью всё понимала без слов и распоряжалась помощницами уверенно и твёрдо) уложились всего в час: сделали и достойную причёску, и лёгкий макияж, и облачили в церемониальное платье. Нести его на себе было нелёгким делом и особым искусством, требовало навыков – метровый шлейф должен был ложиться как надо, не цепляться за мебель на поворотах, длинные рукава драпировались крупными складками, и размахивать ими не следовало, а пальцы под кружевами следовало держать всегда изящно.
В этом пути её сопровождали три придворные дамы из числа дочерей её вассалов, а также Лалла и Валада, но все эти дамы остались за дверями большого императорского кабинета – великолепной залы, где проводились императорские Малые советы. Когда створки дверей замкнулись за её спиной, и герцогиня поплыла вперёд, готовясь изящно обогнуть огромный старинный стол, инкрустированный серебром и костью (за этим монстром когда-то заседали дворяне, служившие ещё прадеду нынешнего государя), она уже вполне успокоилась, достигла того уровня душевного равновесия, когда и смертельный удар выдержишь, не дрогнув лицом, лишь любезно улыбаясь.
Муж ждал её на залитом солнечными лучами возвышении, у парадного кресла (обычно он совещался, сидя внизу, у стола, но и сюда, бывало, восходил, когда совет предстояло проводить в расширенном составе) и был он почти один. Ну, то есть в зале присутствовали кроме двух пажей ещё адъютант, младший секретарь и Немрад Магнер собственной персоной. Возможно, был и ещё кто-то – Рудена не присматривалась. Она опустилась в глубоком реверансе, но супруг не дал ей исполнить балетное па до конца – дал знак подняться.
– Подойди, – велел он. Даже подал ей руку. Подтянул к себе поближе. – Ты ведь понимаешь, что значат бумаги, которые ты мне передала?
– Допускаю, что не вполне.
– Сказал бы, что наигранная скромность тебе не идёт. Ты всё прекрасно понимаешь. Тогда почему не принесла мне первое же письмо, попавшее тебе в руки? Зачем копила их?
– Мне представлялось, что одна такая бумага – это сродни сплетне. Нет смысла беспокоить сплетнями кого-либо, кроме скучающих дам.
– Ты ошибаешься. Даже одного такого сомнения, – он протянул руку, и адъютант поспешил вложить ему в руку листок, – достаточно, чтобы начать расследование. Мне ли объяснять, что такое политические схватки, по каким крупицам иной раз приходится делать выводы. Ладно, допустим. Немрад сказал, что ты сообщила ему о документах, но не отдала их. Почему?
– Я не планировала начинать политическую схватку.
– Но документы собирала.
– Чтоб отдать их вам, супруг мой. – Рудена медленно начинала злиться. А теперь ещё и почувствовала, что не стоит скрывать своё раздражение. Пусть видит то, что есть.
– Ладно. Я не буду спорить. – Он наклонился вперёд, и она снова ощутила аромат его парфюма. Запах кожи почти пропал. – Я не имею к тебе никаких политических вопросов, моя дорогая. И других тоже не имею. Но хочу сообщить, что Сурийна наказана не будет и останется здесь. – Рудена вздрогнула всем телом. – Я не хочу, чтоб ты предпринимала что-либо против неё в связи с этим делом или как-то ещё вмешивалась. Таково моё решение. Ты поняла?
– Да.
– И ты не попытаешься его оспаривать.
– Разумеется, – ответила она, хотя подтверждения и не требовалось – он же не спрашивал, а уведомлял. – Это твоя семья, твоя жена и твой ребёнок.
– Оставим это. С Сурийной я всё решил. И не буду отрицать – мне нравится, что ты так внимательна к Араме и её нуждам. Меня радует ваша дружба. Заботься о ней и дальше, а я позабочусь о Сурийне, и чтоб недоразумений больше не случалось. Хорошо?
– Как скажешь.
– Чудно. Иди, дорогая. Я хочу завтра вечером видеть тебя на семейном обеде.