Рудена склонилась перед мужем в реверансе, который на этот раз никто не прерывал, а потом величаво покинула кабинет, краем сознания следя, чтоб не зацепить шлейфом изящные алебастровые вазы. Она не собиралась давать себе волю, но за порогом нервным жестом велела придворным дамам убраться прочь, а потом и на Валаду посмотрела так, что та сразу всё поняла и отступила. Ещё несколько шагов, и рядом осталась только Лалла.
– Госпожа? – горничная говорила очень тихо, но раз начала, значит, разговаривать уже можно.
– Она выкрутилась. Эта тварь выкрутилась.
– Господи, как?!
– Не знаю. Он не сказал. Но она остаётся. Ты всё понимаешь, да? В следующий раз она добьётся своего.
– Значит ли это, что государь не слишком-то верит в рождение наследника?
– Нет. Он обеспокоен Арамой. Он не поверил, что Сурийна хотела ей зла.
– Но тогда что же можно…
– Ничего, кроме того, что уже делается. Но кое-что я считаю нужным. – Рудена повернулась к Лалле и приблизила своё лицо к её. У неё был тяжёлый взгляд. Этот взгляд был хорошо знаком Лалле, и, хотя она ловила его на себе уже не в первый раз, ей стало страшно и тяжко. – Найди способ это сделать.
– Скажи, что именно.
– Мне нужно, чтоб Сурийна начала принимать опий. Это не так сложно сделать. Допустим, можно добавлять его в её ночную косметику. Обдумай, как это сделать так, чтоб ни одна нить не привела ко мне. Сделаешь?
– Опий?
– Да. Думаю, так будет лучше всего.
– Чтобы она плотно оказалась на крючке, понадобится не меньше месяца.
– Знаю.
– Но тогда… Тогда она успеет сделать всё, что задумала.
– Я никак не могу этого изменить. Государь принял решение, мне остаётся лишь подчиняться. Но раз так сложилось, по крайней мере, не хочу, чтоб она ушла без наказания.
Лалла опустила глаза и напряглась. Задумалась. Она ничем не дала понять, нравится ли ей идея или вызывает отвращение. Деликатность и щепетильность в её положении были недопустимой роскошью, и женщина к этому привыкла. К тому же, личная преданность герцогине давно уже затмила её личные принципы.
– Опийное пристрастие лечится.
– Не всегда. И достаточно добавлять в косметику побольше, чтоб пристрастие скоро перешло в безумие. Придумай, как это сделать. Может быть, мы ещё успеем защитить Араму.
– Я подумаю. Но что, если у государя появится подозрение?
– Он ни о чём не догадается. – Лицо Рудены окаменело. Она смотрела в окно, которое выходило на центральные аллеи и фонтаны, но ничего этого не видела. – Тому достаточно примеров. Он даже не подумал, почему мой отец вдруг скончался так вовремя.
– Может быть, подумал, – прошептала Лалла. – Но ему было на руку и то, что случилось, и его незнание. Вот он и предпочитает дальше не догадываться.
– В тот момент, когда ему будет выгодно запереть меня навечно, тогда он и догадается, и вспомнит, и узнает наверняка. Но сейчас я думаю только о том, чтоб успеть всё сделать. До этого момента нам можно не думать о последствиях… Найди способ, Лалла. Найди. Сурийну надо уничтожить, иначе она окончательно освоится и найдёт способ уничтожить всех нас. Глупая курица. Она думает, что стать женой, а потом расправиться со всеми старыми жёнами – самое главное в жизни, и после этого можно будет успокоиться. Будто бы тогда в мире не останется женщин, которые могут привлечь его величество.
– Она просто боится.
– Она просто алчная дура и вряд ли понимает, что делает. Злобная мерзкая сколопендра. Мир без неё не поблекнет. Найди выход.
– Я сделаю. Не волнуйся.
– Хорошо. Идём, а то они начнут что-то подозревать.
И Лалла ласково и заботливо погладила герцогиню по руке. Если бы была возможность, Рудена положила бы ей голову на плечо, но вокруг было слишком много народу. Она всего лишь кивнула давней подруге и служанке и, взяв себя в руки, выпрямилась, с достоинством заскользила по дворцовым коридорам, опираясь на руку одной из своих придворных дам. Прошлое вставало у неё перед глазами, но этого никто не мог видеть. Может быть, Лалла, её давняя наперсница, догадалась бы, потому что знала наверняка, но и она сейчас была поглощена собственными воспоминаниями, а заодно пыталась решить новую задачу. И тут уже обеим было не до боли. Когда сознание в напряжении, когда внутренний взгляд ищет выхода из лабиринта, первым сдаёт воображение, потом скорбь, а следом и страх. Любой страх, даже за себя, за свою жизнь. На него не остаётся сил.
В своих покоях Рудена едва дождалась, когда её разденут, и легла лицом вниз на постель. И дело было совсем не в Сурийне. По большому счёту очередная опасная любовница его величества была лишь временным затруднением. Этой не хватит ума стать серьёзной политической силой, так что много нагадить она не сумеет. Обдумав это ещё по пути, герцогиня отбросила сиюминутные мысли. Всё ведь уже решено. Но что-то продолжало давить, даже более того – раздавливать. Она и сама не понимала, что именно. Мысли об отце? Нет. Предчувствие скорого провала? Может быть. Но что же, если и так? Всё бросить, от всего отказаться? Она не отступится.
Поэтому, когда пришёл Немрад и попросил его принять, она встала, оделась, быстро привела себя в порядок и вышла в малую гостиную. Придворные дамы, обеспокоенные этим внезапным вызовом госпожи к его величеству – вызовом, который не закончился ничем, даже сколько-нибудь долгим разговором – шептались в уголке. Но прислушиваться они не будут. И им не покажется странной эта беседа её светлости с государственным секретарём. Он, конечно, выполняет получение государя. Зачем ещё он может здесь быть?
– Вы подчинитесь?
– Разумеется, я подчинюсь приказу моего мужа и государя.
– Ла-адно… Конечно, понимаю. Но у вас, уверен, ещё есть интересные бумаги. Отдадите?
– Нет. Если бы и было что-нибудь, отдала бы тогда, когда решила сама.
Немрад сузил глаза, словно прицелился.
– Значит, есть?
– Когда сама приму решение. А приму его в том случае, если вы тоже рискнёте встать на мою сторону в споре с его величеством.
– Я вас прикрою, ваша светлость. Ваша помощь мне нужна. Но отстоять вас в том случае, если государь примет решение вас наказать, я не смогу.
– Уж надеюсь. Вы же не планируете становиться императором, – высокомерно усмехнулась женщина. Но её собеседник нисколько не обиделся, даже не напрягся. Он смотрел одобряюще. – Я отдала вам главу Университета. Но имейте в виду: то, что попало мне в руки – лишь вершина айсберга. В это трудно поверить, но господа чародеи твёрдо настроились вершить политику. Если вы не одёрнете их самым жестоким образом, очень скоро они попытаются взять в руки судьбу трона.
– Допустим, это может быть так. Только до угрозы трону магам ещё долго идти.
– Не так долго, как можно подумать. Аппетит приходит во время еды.
Государственный секретарь посмотрел на неё с сомнением, в котором уже читалось согласие. И герцогиня поняла, что пробуждать в вельможных слугах императора уверенность, что любые сколько-нибудь могущественные силы могут хотеть только одного – отобрать реальную власть у государя, а следом и саму жизнь – правильные. Только так он и может сейчас думать.
В общем, он прав. В подавляющем большинстве случаев так оно и есть.
– Что вы предлагаете?
– Показывать магам их место уже поздно, это надо было делать на два-три поколения раньше. Значит, надо ослабить Университет. Другого пути я не вижу.
– Ваши мысли на этот счёт?
– Нужно, чтоб их заняли внутрицеховые проблемы. Только не уверена, что знаю, как этого добиться. О магии у меня самые поверхностные представления.
– То есть, конкретных предложений нет.
– Об этом стоило бы спросить у моего кузена. Он знаком с вопросом изнутри.
– Он расскажет то, что нужно? Даст дельный совет?
– Если его чем-нибудь поманить. Он, увы, тоже не бескорыстен.
– Это и хорошо. Бескорыстные всегда подозрительны. Но я предпочёл бы говорить с вами. И не об интригах в Университете. Государству это не нужно. Нам нужно, чтоб маги как следует работали, а если они увлекутся дележом власти, работа пойдёт прахом. Что предложите?